Если существует сознание, то непременно должны существовать и способы агрессии именно против него, против человеческого сознания. Что говорят результаты современных исследований, ведущихся в этом направлении?

Обратимся к естественности природы происхождения войны. Вот отрывок из книги В. Потехина «Современная война и национальная безопасность России»

«В доисторическом обществе войны шли за места укрытия племен, скот, водные и пастбищные ресурсы. В Древнем мире ассирийцы, египтяне, римляне, греки искали в войнах людские ресурсы (женщин, рабов) и драгоценности. Средневековые войны преследовали перераспределение территориальных и сырьевых ресурсов, а более поздние — сырьевых ресурсов и рынков сбыта».

На примере этого отрывка можно сделать однозначный вывод, что дипломатической процедуры для существующих примеров общественных противоречий не существует по определению. Часть из этих противоречий модифицировалась с течением времени и развитием способов искусственного (с участием производственной деятельности человека) получения, восполнения или сохранения ресурсов. Но неизменно, на смену ресурсу, переставшему быть дефицитным, появлялся новый, которого опять не доставало. Можно спорить об искусственности или естественности природы подобного дефицита, о взглядах на уровень потребности в данном ресурсе, но любой подобный спор разрешают исторические факты.

Догосударственный период однозначно можно характеризовать безусловным народным характером войны. То есть, отсутствие государства означало отсутствие специализации части народа исключительно на военном ремесле и, следовательно, в вооруженном противостоянии принимал участие весь народ. Исключения из этого правила диктовались лишь физиологическими причинами (пол, возраст, физический недуг). С другой стороны, подобные исключения не принимались со стороны противника, более того, некомбатанты могли рассматриваться как ресурс, цель, пусть даже сопутствующая, войны. Поэтому можно с полным основанием утверждать, что в этот период никаких иных, кроме народных, войн не существовало. Можно достаточно долго и подробно увеличивать доказательную базу народного характера такой войны, например, через оценку последствий для всего народа победы или поражения в такой войне, но это будет всего-навсего доказательство очевидности, поэтому оставим этот вопрос историкам и обратимся к войнам государственного периода.

В государственный период истории, то есть после завершения процесса специализации различных групп населения на том или ином виде деятельности, можно наравне с войной народной выделить войну политическую. То есть войну, при которой цель, текущие задачи и последствия войны непосредственно касались политической инфраструктуры государства и — опосредованно и в незначительной степени — населения. Речь в данном случае не идет об уровне потерь среди мирного населения, речь идет о сохранении или малозначительном изменении бытового и экономического уклада его жизни. Безусловно, емкость внутренних ресурсов могла быть значительной, продолжительность их изъятия также, о физических потерях среди мирного населения чуть выше я уже говорил, но, во-первых, все эти черты политической войны являются побочными, во-вторых, лишены черт добровольности, то есть народ в данном случае объектизируется собственной властью. Он вынужден соглашаться с ее предложениями в данном случае по той простой причине, что его мнение, в общем и целом, власть не интересует. А псевдосогласие народа на материальное обеспечение ведения политической войны властью – это лишь анестезия для его сознания, позволяющая избежать моральных страданий от утраты собственных ресурсов. Примером таких войн могут быть междоусобные войны и войны за тот или иной политический или религиозный контроль над территорией и ее восполняемыми ресурсами.

Сложнее обстоит дело с ресурсами невосполняемыми. Война за их обладание может носить внешние признаки войны политической, но по влиянию последствий победы–поражения она носит исключительно народный характер. Именно в этих войнах роль государства как структуры, уполномоченной населением страны обеспечивать национальную безопасность, трудно переоценить. Именно по этой причине основной целью для поражения в этих войнах является государство как система и совокупность специализированных структур, единственной целью которых является безусловная национальная безопасность.

В чем же особенности войн против государства? Здесь мне бы хотелось избежать путаницы и акцентировать внимание на термине «государство». В данном случае, под термином «государство» понимается не вся страна с ее территорией и населением, системой правовых и социальных отношений, а лишь те общественно-политические структуры страны, которые специализируется на организации взаимосвязей между различными группами населения. Они планируют, организуют и осуществляют общенациональные экономические, социальные, политические и военные проекты, а также, при необходимости, представляют интересы своего населения в международных отношениях.

Главной особенностью войны против государства является отказ от применения боевых средств против территории и населения, пребывающими под его юрисдикцией. Этот отказ не означает, что таких действий не будет вовсе. Это означает, что характер их применения будет носить не военный, а агитационный характер. Проще говоря, это будет террор. Причем террор, в зависимости от субъекта, его использующего, может носить:

 — либо криминальный характер, если субъект преследует внутригосударственные цели,
 — либо межгосударственный, если преследуются цели в интересах иностранного государства или группы государств,
 — либо международный, если преследуются цели в интересах транснациональных экономических, этнических, религиозных или иных внегосударственных групп.

Существует еще одна разновидность агитационного применения боевых средств – в интересах наднациональных, надэтнических, надрелигиозных и надгосударственных образований. Примерами могут служить в Европе — Югославские события и в Азии — Иракские. Их инициаторами, субъектами прав применения боевых средств выступают нелегитимные образования. Блок НАТО и США в том и другом случае всего-навсего объекты, инструмент реализации права применения силы. Кроме того, извлечение выгод от этих боевых действий осуществляется опосредованно, через подконтрольные этим субъектам государства, транснациональные экономические, политические или финансовые структуры. Таким образом, подобные действия целесообразней понимать как диверсионные, нежели террористические акты. Диверсия — тайная операция, террор публичен.

Это, тем не менее, не означает, что приведенная выше классификация террора и впредь сохранится. Жизнь не стоит на месте и, возможно, с ослаблением существующих ныне легитимных субъектов права и усилением субъектов нелигитимных, вплоть до отдельных персон, можно будет с уверенностью говорить о терроризме и войне персональной или корпоративной. Прецеденты в истории существуют.

Следующей особенностью войны против государства является ее «гуманность», то есть отсутствие в задачах, решение которых необходимо в рамках достижения победы, задач по физическому уничтожению населения, живой силы, боевых средств и экономической инфраструктуры государства. Нельзя исключать наличие частных задач, тем не менее, включающих эти объекты в перечень целей на поражение, но это, в большинстве своем, задачи сопутствующие, неосновные. Подчеркиваю, что речь идет о субъекте, ведущем войну против государства, а не о значении этих действий для объекта поражения.

Слово «гуманность», взятое в кавычки, означает не абсолютную безусловность отказа от поражения перечисленных объектов, если такая потребность возникнет по тактическим или оперативным соображениям. Такая «гуманность» означает и нулевые гарантии безопасности для населения и инфраструктуры жизнедеятельности государства впоследствии, при успешной реализации плана войны против государства. Как правило, оккупанта интересуют лишь ресурсы, коммуникации для их транспортировки и минимальная инфраструктура поддержания стабильности на оккупированной территории в период вывоза ресурсов. Сложившиеся в последние десятилетия взгляды на трудовые ресурсы, их перемещение с целью получения максимальной выгоды от их использования позволяют сделать однозначный вывод, что население любой страны даже при ведении войны против государства не рассматривается как ресурс. Как правило, ему отводится пассивная роль. Причина этого в религиозной вере в магию либеральных средств принуждения местного населения, аборигенов к труду, проще говоря, через голод. Бессмысленно оценивать или анализировать эту позицию с точки зрения правоты или ложности, следует принять как факт, что в различных национальных доктринах безопасности или доктринах военных это положение в том или ином виде присутствует. Разняться лишь детали и оценки уровня экстремизма и пассионарности по возрастным и социальным группам.

И последней особенностью войны против государства можно считать состав субъектов, потенциально готовых к его поражению, то есть тех, кто потенциально является врагом государства. Здесь следует остановиться чуть подробнее и систематизировать эти субъекты в связи с их побудительными причинами. Но делать это следует применительно к каждой конкретной ситуации.

Как видим, прогресс в общественных отношениях и средствах коммуникаций коснулся не только их позитивной стороны. Очевидно, что и общественные противоречия вышли на новый качественный уровень. Не может не радовать тот факт, что почти полная монополия государственных и военных органов на исследования в области военной теории не лишила отдельных представителей общества в инициативном порядке возможности рассматривать эти же вопросы. Примечательна в этой связи классификация мировых войн, от второй мировой 1939-1945 годов до будущей пятой, приведенная в сборнике статей Максима Калашникова и Юрия Крупнова «Гнев орка». Аналогичная классификация встречается и в других работах. Но эта классификация охватывает масштаб противостояния, лишь незначительно касаясь разновидности войн по средствам их ведения.

В этой связи следовало бы поставить особняком консциентальные войны, которые по сути являются логическим развитием войн антигосударственных. Предлагаю цитату из первоисточника с небольшими сокращениями.

«1. Понятие консциентальной войны
Под консциентальной войной автор понимает войну психологическую по форме, цивилизационную по содержанию и информационную по средствам, в которой объектом разрушения и преобразования являются ценностные установки народонаселения противника, в результате чего первичные цели заменяются вторичными, третичными и более низкими, приземного уровня, с несколько увеличивающейся вероятностью их достижения, причем эта вероятность за счет экономических и других материальных рычагов воздействия варьируется таким образом, что достижение заменяющих целей воспринимается человеком как его благо.
…
3. Схема ведения современной консциентальной войны
… Исходной предпосылкой служит способность людей планировать свое будущее.
1) На первом этапе … — посеять в мыслях объектов интервенции актуальные цели, на первый взгляд, легко достижимые, но потенциально с малой вероятностью или в процессе проведения операции с понижением вероятности.
2) Второй … этап заключается в индуцировании ожидания достижения цели. …
3) … наиболее важен третий этап — этап инициирования ожидания близости реальных перемен. … Программа действий на этом этапе — информационное обеспечение ожидания близости перемен.
4) Этап ложного проектирования практически совпадает во времени с этапом инициирования ожидания близости перемен.
5) Пятый этап — этап ложных реформ предполагает решительность и жестокость в исполнении. … длительное садистское продолжение реформ…
6) Последним этапом военных действий в этой войне (операции) является процесс сдвига ценностных ориентиров...
7) Этап развития успеха — первый этап новой операции …» (В.Потехин).

Как видим из описания, объектом агрессии в консциентальной войне является подавляющая часть населения; одновременно с этим государству, по природе своей предназначенному обеспечить безопасность этого населения, отведена роль пассивная, а на некоторых этапах и малопочтенная роль союзника агрессора. При этом любая система национальной безопасности, выстроенная на традиционных нормах и принципах права, дает сбой. Сбой этот обусловлен отсутствием явно выраженного насилия, персонифицированной жертвы, и объективных, подлежащих численным оценкам выгод и ущербов от такой войны.

В чем же заключена опасность столь безобидного явления как война на поражение сознания населения той или иной страны, если опираться на 10 принципов международной безопасности? Можно выделить три группы таких негативных последствий. Это, во-первых, явно выраженные внутрисистемные опасности ближайшей перспективы, во-вторых, скрытые средне и долгосрочные опасности внутрисистемного, межгосударственного и межэтнического характера, и, в-третьих, опасности возвратного характера (бумеранг).

Итак, к первой группе относятся негативные последствия для этносистемы, подвергнутой агрессии, собственно, уже упоминаемые выше, а именно: дезориентация, захват или перераспределение ресурсов.

Ко второй группе относятся массовые миграции социально незащищенных, лишенных средств к существованию масс населения. Ситуация осложняется тем, что поражение сознания разрушает всю антропогенную природу личности, что лишает ее социальной устойчивости и стабильности. Последствия подобных социальных мутаций предсказать практически невозможно, но исторический опыт подобных миграций положительными примерами не располагает. В среднесрочной перспективе неизбежна социально-экономическая, криминальная, а при определенном стечении обстоятельств и политическая дестабилизация всего географического региона.

К третьей группе следует отнести последствия для победителя. Это, в первую очередь, отсроченный во времени синдром поражения, способный рано или поздно привести к реваншу. Вплоть до нескольких десятилетий или столетий. Увеличивается риск собственной социальной дестабилизации. Страна, группа стран, либо любая иная организованная структура неизбежно будет вынуждена принять как данность факты вертикальной социальной миграции аборигенов, бывших союзников и пособников в освоении захваченного ресурса. Но, так как они в собственной этносистеме оказались звеном слабым, то и новую систему они отнюдь не укрепят ни нравственно, ни политически, ни в плане национальной безопасности. При многократном успешном проведении консциентальных войн подобные социальные шлаки начинают накапливаться, что в конечном итоге приводит к утрате агрессором собственной национальной идентификации, что, в свою очередь, может выразиться в нарушении этно-культурного равновесия и довольно продолжительной социально-экономической дестабилизации. Подобная картина наблюдается сегодня в европейских странах, что в конечном итоге приведет к разрушению ее изначальной материнской системы, заменив ее какой-либо новой, но уже отнюдь не дружественной к европейцам – победителям в прежних консциентальных войнах. Иные плоды сегодня пожинают США. Ослабление внимания их системы национальной безопасности к охлократическим тенденциям в обществе и слепая религиозная вера в либеральные ценности, усиленная протестантскими традициями, привела к тому, что государственная система стала, с одной стороны, заложником асоциальной толпы, в среде которой развивается серьезный социально-психологический недуг – функциональная безграмотность, а с другой, верным исполнителем воли наднациональных финансовых и экономических групп. Эта зависимость усложняется еще и тем, что эти группы сформировали у представителей политической системы США нездоровый психологический комплекс мирового жандарма, которому та вынуждена следовать, пожирая свои и чужие ресурсы. Можно смело утверждать, что процессы социальной зашлакованности коснутся и победителей США, тех самых наднациональных групп, и вся эта консциентальная пирамида обрушится. Мутации опасны всегда. Это показал вирус иммунодефицита, это подтвердили аллергенные и экологические последствия применения и потребления продуктов генной инженерии. Последствия мутаций социальных уже сегодня заметны, а через непродолжительное время они приобретут необратимый и катастрофический характер.

В упомянутой книге «Гнев орка» консциентальные войны представлены как система вспомогательных и подготовительных операций при подготовке и проведении войн с использованием боевых средств. Полагаю, что это лишь частный случай подобного использования и незаслуженное занижение их разрушительных и трофейных возможностей. Поэтому, чтобы завершить классификацию войн по объекту воздействия следует консциентальные войны выделить в самостоятельный вид.

Таким образом, видим, что вершина современного военного искусства – это дезориентация противника на уровне его культурной среды. Сопутствующими действиями в данном случае выступают информационная война, финансово-экономические диверсии, нравственно-этический и криминальный террор. Формируется устойчивый комплекс эмигранта, гостя, наемного работника-поденщика, который по принципу замещения должен заблокировать прежнюю личность хозяина своего дома, своей земли, своей страны.

Но каков следующий этап, следующий рубеж военного искусства? Чтобы ответить на этот вопрос, следует оценить, прежде всего, реальную картину, сложившуюся в результате выигранных и проигранных войн, включая негативные последствия типа «бумеранг», и только во вторую очередь — боевой опыт предыдущих сражений. История учит, что побеждает тот, кто готовится к войне предстоящей, а не прошедшей. Так какая же война нас ждет? Возможно, как полагает и пропагандирует необходимость подготовки к ней Максим Калашников, нас ждет высокотехнологичная аэрокосмическая война на основе информационных технологий. Это вариант возможный. Но есть вариант неизбежный. А почему он неизбежен читайте в следующей статье цикла.