Традиционное общество (в лице российского «старого режима»), принципиально «неполитическое», столкнулось с тем новым, что было порождено условиями второй половины ХIХ в. – грубо говоря, «политикой» - политической борьбой, политическими организациями и партиями, апеллирующими к массе и использующими соответствующие средства борьбы, в первую очередь политическую пропаганду. Власть ничего этого не умела и не считала нужным, традиционно полагаясь на верноподданические чувства «богоносцев». Поэтому не имела ни аналогичных средств борьбы, ни кадров для нее, не вникала и не разбиралась в сути революционных учений, реагируя только на формальные признаки нарушения «верноподданичества» в виде прямого призыва к бунту и насильственных действий. Сама она никакой политработы (воспитания в духе противодействия противнику, разъяснения и критики его идей и т.п.) не вела.

Попытки «контрпропаганды» оставались делом отдельных энтузиастов, к чьим усилиям власть относилась даже несколько подозрительно. Откровенно антигосударственная пресса, пропагандирующая разрушительные для режима идеи, но не трогающая конкретных лиц, процветала, а того же Каткова, критиковавшего высокопоставленных персон, постоянно штрафовали и закрывали. Стремление максимально отгородить от «политики» госаппарат и особенно армию (офицер не имел права состоять ни в каких политических организациях, хотя бы и монархических, принимать участия ни в каких политических мероприятиях, хотя бы и верноподданнических) привело к тому, что люди, по идее являющиеся ее опорой, совершенно не ориентировались в ситуации, а вся «политика» оказывалась обращенной только против власти.

При чтении мемуаров охранителей «старого режима», видно, что они совершенно не понимали, с кем имеют дело. Достоевский пытался показать, но, видимо, большого впечатления не произвел. Революционер – это человек нового типа, «человек политический». Поэтому тот же Нечаев, не говоря уже о революционерах начала ХХ в., современному человеку вполне понятен, а какой-нибудь сенатор или генерал – нет. Когда им пытаются приписать мотивации в духе собственного опыта, получается так же смешно, как изображение «бывших» современными актерами.

В результате, «прогрессивная интеллигенция» воспринималась не адекватно своей сути, а в качестве «уважаемого оппонента», к которому должно прислушаться, и диктовала моду, которая оказывала влияние и на настроения политических верхов. Когда в 1905-м впервые пришлось столкнуться с реальной угрозой, они продемонстрировали полное ничтожество, и их позиция оказала деморализующее влияние и на силы правопорядка.

Картинка из киевской газеты («Саперный бунт»): вооруженная толпа шествует через город, «снимая» другие части. Направляются войска, начальник которых в духе времени принимается... митинговать. Освистанный, отступает. Посылают Оренбургский казачий полк – та же история. Поехал генерал, командир корпуса. Этому и говорить не дали, так и плелся в экипаже позади толпы. И тут на пути - возвращавшаяся с занятий учебная команда Миргородского полка (порядка 100 чел.) с его командиром, полковником фон Стаалем. Тот, при попытке его разоружить, разговаривать не стал, а дал залп. И бунта не стало. Саперы разбежались и вернулись в казармы. Перепуганное начальство подняло голову, но ему не только спасибо не сказало, а отнеслось довольно холодно, страха ради «общественности» и реакции Петербурга.

Доходило до анекдотов. В городе бунт, реальная власть в руках революционного штаба. Начальник гарнизона, видя настроения в Петербурге, колеблется, боясь «не совпасть» и угробить карьеру. И тут какой-то прапорщик запаса, которому «за державу обидно», надев погоны штабс-ротмистра, является к нему, представляется адъютантом командующего округом и убеждает дать ему батальон, с которым благополучно арестовывает «штаб» и водворяет порядок. Нечто подобное он проделал еще в нескольких местах, пока не был разоблачен и осужден.

Картина тотальной недееспособности властей, боязни ответственности, нерешительности и т.п. тогда была продемонстрирована, конечно, потрясающая. Но элементарные требования новой эпохи (политика против политики, пропаганда против пропаганды, воспитание против воспитания) осознаны не были, и за 12 лет в этом направлении сделано ничего не было.

C. Волков, историк, доктор наук