Интернет против Телеэкрана, 04.08.2014
Вырваться из кризиса

После такой обильной критики «рыночных реформ» нас неизбежно спросят: а что же мы предлагаем взамен нынешнего курса на поддержание какой-никакой структурной и макроэкономической стабильности, худо-бедно обеспечивающей экономический рост? Хотим ли мы свернуть рыночные отношения и вернуться к государственному регулированию всего и вся, чтобы обеспечить производство необходимой продукции в рамках единого госсектора? Или, наоборот, желаем довести реформу до ума, чтобы рыночные институты наконец заработали в полную силу и обеспечили эффективное функционирование экономики? Вынуждены разочаровать одних читателей и рады успокоить других: мы не предлагаем ни того, ни другого. Подобно тому, как наше описание катастрофы 1990-х не укладывалось в дихотомию «план-рынок», а опиралось на более конкретные, осязаемые, измеримые параметры экономики (рентабельность, спрос, эффективные масштабы производства, неравномерный рост цен, уровень налогообложения, занятость в отраслях), точно так же наши предложения по улучшению сложившейся ситуации не сведутся к идеям «восстановления плана» или «усиления рынка», а будут включать меры по воздействию на те самые конкретные параметры, влияние которых на экономику мы только что изучили.


Читатель, наверное, уже догадался, что основанная часть наших предложений будет направлена на устранение спросо-ценового дисбаланса – главной причины обвала экономики в 90-х и её нынешнего обслуго-сырьевого перекоса. Ещё раз подчеркнём: мы не считаем, что проблемы российской экономики этим и исчерпываются. Просто аппарат, развитый в данной работе, позволяет увидеть одну проблему и найти способ её решения. Само по себе это решение даст огромный эффект. Другие модели позволят увидеть и преодолеть другие проблемы, чтобы ускорить экономическое развитие с того минимально возможного старта, который будет обеспечен устранением дисбаланса.

Преодоление дисбаланса: основные направления
Перед тем, как перейти к нашим предложениям, ещё раз сформулируем суть обслуго-сырьевого перекоса в современной России:
а) Целые отрасли в обрабатывающей промышленности и сельском хозяйстве работают в половину, треть, четверть от своих возможностей, притом что потенциальный спрос на их продукцию в несколько раз выше, чем текущее производство;
б) Огромные трудовые и капитальные ресурсы непроизводительно заняты в обслуго-сырьевой деятельности, вместо того чтобы приносить стране пользу в перерабатывающей промышленности и сельском хозяйстве.

Непосредственной причиной перекоса стал спросо-ценовой дисбаланс, при котором, соответственно:
а) Загубленные виды экономической деятельности в перерабатывающей промышленности и сельском хозяйстве невозможны в силу убыточности, обусловленной величиной платёжеспособного спроса и/или уровнем цен и налогов;
б) Обслуго-сырьевая деятельность приносит сверхдоходы, из-за чего вознаграждение трудовых и капитальных ресурсов, занятых в этих отраслях, намного выше их предельной отдачи. Это ведёт к разбуханию обслуго-сырьевых отраслей, так как привлекает туда трудовые и капитальные ресурсы из загибающихся отраслей.

Решение проблемы состоит в том, чтобы устранить дисбаланс, т.е. изменить уровень спроса, цен и налогов так, чтобы:
а) Загубленные виды экономической деятельности стали рентабельны, если только они выгодны России. Это привлечёт туда новые трудовые и капитальные ресурсы, которые возродят перерабатывающую промышленность и сельское хозяйство;
б) Обслуго-сырьевая деятельность стала менее рентабельной, что заставило бы соответствующие отрасли высвободить избыточные трудовые и капитальные ресурсы, потенциально могущие принести России большую отдачу в других отраслях.
Нетрудно догадаться, что эти две цели можно достичь в результате перераспределительной реформы, в ходе которой от обслуго-сырьевой деятельности «убудет», а в перерабатывающей промышленности и сельском хозяйстве «прибудет».

Наше дальнейшее рассмотрение будет посвящено тому, как именно выполнить сформулированную программу. Для этого нам нужно нащупать требования к минимальной перераспределительной реформе, а затем сформулировать решение, которое удовлетворит максимальному числу поставленных требований. В конце раздела мы также затронем тему, как устранить самые острые из попутных составляющих дисбаланса – недостаток инвестиций, острый недостаток жилья и др.

Отобрать и поделить!
Начнём мы сразу с наименее приятной темы – того, как «обобрать» раздувшиеся отрасли сырьевиков и обслуги. «Наименее приятной» – не только потому, что сознательно ставится задача сократить доходы миллионам людей, одной части которых придётся искать новую работу, а другой – больше напрягаться на рабочем месте. «Наименее приятной» ещё и потому, что нам фактически предстоит вступить в бой с целым сонмом экспертов, основная деятельность которых сосредоточена на увековечении обслуго-сырьевого перекоса путём защиты незаслуженных привилегий обслуго-сырьевых отраслей. Прежде всего, речь идёт о сырьевых отраслях – нефтяной и газовой промышленности, электроэнергетике, цветной металлургии и в меньшей степени чёрной. Торговлю же и сферу услуг оставим на закуску.

Обложение сырьевиков: ориентиры
Сразу определимся с тремя вопросами:
1.    Каковы непосредственные цели «обирания» сырьевиков?
2.    До каких пор надо увеличивать экономическое давление на них в ближайшие годы?
3.    Каков долгосрочный индикатор того, что налоговое давление справедливо распределено между сырьевыми и обрабатывающими отраслями?
Ответы, по нашему мнению, должны выглядеть так:
1.    Необходимо заставить сырьевые отрасли без сокращения производства уволить несколько сотен тысяч избыточных работников (степень избыточности на данный момент определяется по уменьшению производительности в натуральном выражении по сравнению с 1985-1990 гг.) и отдать стране миллиарды сверхдоходов, расходуемых на непроизводительную деятельность, чтобы с помощью этих работников и денег возродить обрабатывающие отрасли.
2.    Краткосрочным ориентиром для политики в отношении этих отраслей на ближайшие 2-3 года должно стать восстановление производительности советского периода как очевидно достижимой цели, которую государство вправе требовать от руководства компаний под угрозой смены руководства законными мерами. При этом ставки заработной платы в добывающей промышленности должны максимально приблизиться к перерабатывающей. Они должны быть выше только для профессий с очень тяжёлыми условиями труда, например, для вахтовых рабочих, насколько это необходимо для привлечения персонала надлежащего качества. Но разницы в оплате клерка центрального офиса быть не должно. Аналогично, средние доходы на новые инвестиции должны максимально выровняться со средними по промышленности; в то же время, доходы от инвестиций советского времени государство может оставить себе.
3.    Долгосрочным индикатором справедливого налогового распределения между отраслями должно стать положение, при котором одинаковые капиталовложения, трудовые и организационные усилия дают равное вознаграждение в добывающей и перерабатывающей промышленности.

Основные трудности – преодолимы
Главной особенностью в налогообложении сырьевых отраслей является то, что условия хозяйствования внутри них очень разнородны. Поэтому их нельзя стричь под одну гребёнку. Общеизвестно, что условия добычи нефти различны на разных месторождениях. На одном добыча нефти стоит 1 доллар, на другом 10. Одно подразделение качает нефть из советской скважины, доставшейся практически даром, другая – добывает нефть из месторождения, разработанного за счёт собственных инвестиций. Трудности с установлением объективных правил налогообложения для разных условий добычи привели российское руководство к вообще абсурдному решению – ввести единый налог на добычу полезных ископаемых (НДПИ) за тонну нефти плюс единую экспортную пошлину – и дело с концом! А ведь должно было быть наоборот: именно большое разнообразие условий добычи внутри России требует дифференцированного налогообложения. В результате выравнивания налогов проблема ценового дисбаланса предстаёт во всей красе уже внутри сырьевых отраслей! С одной стороны, непроизводительно раздуваются компании и подразделения, которым достались более лёгкие условия хозяйствования. С другой стороны, из-за излишнего налогообложения становится нерентабельной добыча нефти на участках, на которых можно было бы с выгодой для страны добывать нефть!

Одно время Министерство экономического развития и торговли разрабатывало горно-технический способ дифференцированного налогообложения, опирающийся, в том числе, на качество нефти (вязкость, содержание серы, парафинов и т.д.) и выработанность месторождений (22). Работа эта, однако, не была доведена до практического результата. Была ли в этом результате какая-то непреодолимая причина, принципиальная невозможность дифференциации, кроме той, что общее руководство по отработке механизма дифференциации осуществлял всё тот же Дворкович [(23), с.224] (как говорится, если не можешь предотвратить пьянку, возглавь её)?
Главным аргументом в пользу прекращения подобных разработок, насколько можно судить по экспертным публикациям в Интернете, стала боязнь «чиновничьего произвола», будто бы в отсутствие простых и чётких правил чиновники могут несправедливо обложить компании, завысив или занизив ценность месторождения.
По нашему мнению, подобные страхи свидетельствуют, прежде всего, об отсутствии реального желания найти решение проблемы и силе лоббистских структур, препятстсвующих нахождению такого решения. Что в этом случае предложили бы мы? В самых общих чертах мы бы предложили следующее.

Во-первых, надо довести до ума приблизительную оценку себестоимости оптимально организованной (на доступном технологическом уровне – см. ниже) добычи нефти при тех или иных условиях добычи, как с учётом, так и без учёта инвестиционной составляющей. Учёт инвестиционной составляющей должен вестись так, чтобы имеющейся в месторождении нефти хватило на постепенное покрытие инвестиционных затрат и процентов по действующей в стране банковской ставке, а также включать определённую премию нефтяной компании за риск. Учёт затрат на оплату труда должен вестись по ставкам, утверждённым на данный период времени вновь организованным Министерством нефтяной промышленности, которое руководствуется целью быстрого выравнивания с доходами в других отраслях (естественно, если достойных кандидатов для вахтовой работы станет не хватать, ставки вахтовикам надо будет повысить). Учёт себестоимости должен включать разумные расходы на содержание центральных офисов компании, без бесконечных цепочек перепродающих фирм, частных самолётов для руководства компаний и огромной охраны, в предположении, что производительность труда в центральном офисе приближается к таковой в Министерстве нефтяной промышленности СССР на аналогичную управляющую деятельность. С этой целью целесообразно взять за образец данные по производительности в одной-двух оставшихся государственных компаниях, в которых уровень менеджмента и рост технологий не намного хуже, чем у западных гигантов, и контролируются руководством страны. Если справедлива теория, что частная собственность более эффективна, то можно быть уверенным, что частным компаниям не составит труда превзойти производительность государственной и платить дифференцированные рентные сборы.

Во-вторых, необходимо ввести дифференцированный НДПИ в размере разницы между внутренней ценой нефти и себестоимостью, посчитанной по вышеуказанной схеме. При этом для месторождений и скважин, освоенных в советское время, инвестиционная составляющая не включается в себестоимость. Там, где компании провели с советских времён модернизацию, оплата их дополнительных инвестиций включается в себестоимость. Там же, где компании сами освоили месторождение, пробурили новую скважину и прочее, а также для всех новых инвестиций, инвестиционная составляющая полностью включается в себестоимость. Для новых разработок условия налогообложения оговариваются государством и нефтяной компанией заранее с учётом прогнозируемого качества месторождения; можно даже устраивать конкурсы между отечественными и зарубежными компаниями за право освоить месторождение. Если будет организовано изъятие дифференциальной ренты, то приход иностранных компаний будет только благотворен, потому что разогреет конкурентную среду в нефтедобыче и будет способствовать скорейшему технологическому росту. Однако если с началом разработки выясняется, что прежняя оценка месторождений и условий добычи на нём была ошибочной, НДПИ корректируется. По нашему мнению, государство вполне может взять на себя работы по разведочному бурению, с тем чтобы можно было снизить плату за риск нефтедобывающим компаниям, но конечное решение в конкретных случаях должно принимать специальное Министерство, заинтересованное в долгосрочной максимизации сборов и рациональном использовании природных ресурсов.
Нам наверняка скажут, что мы снова открываем дорогу чиновничьему произволу и коррупции, например, при оценке и переоценке месторождения. Да, мы признаём, что эта система завязана, при идеальном функционировании, на добросовестность чиновника – хотя бы потому, что переоценка рентных платежей, в случае ошибки при прогнозировании себестоимости добычи, может принять субъективный характер. Но мы считаем, что потери страны от спросо-ценового дисбаланса, вызванного унификацией налогов, превышают возможные потери страны от коррупции. Это просто доказывается элементарным экономическим анализом: даже если после введения дифференцированного НДПИ компания даст чиновнику взятку за недооценку качества месторождения, то выгода компании и размер взятки чиновнику в сумме не больше тех денег, ради неуплаты которых в бюджет и осуществляется взятка. При нынешнем, недифференцированном НДПИ эти деньги вообще не идут в бюджет и полностью достаются компании в виде ренты. Следовательно, даже в том крайнем случае, при котором компания уходит от налогов через коррупцию, возможности непроизводительного раздувания нефтяной компании уменьшены, как минимум, на сумму взятки.

Получается, что предлагаемая нами система устойчива даже к негативному вкладу человеческого фактора, приводящего к отклонению в исполнении: она, по меньшей мере, лучше нынешней в части борьбы со спросо-ценовым дисбалансом.
Вообще же, с коррупцией и произволом в этой сфере можно бороться многими путями. Нам  кажется, что наиболее плодотворно было бы поручить сбор НДПИ в нефтяной отрасли специальному министерству. При этом правительство будет задавать министерству план по сбору налогов, ориентируясь на статистические, макроэкономические и социологические показатели (Достигла ли производительность труда советского уровня? Исчезла ли кумовщина при устройстве на работу в нефтяную отрасль?). План по сбору налогов не позволит министерству оставить компаниям незаслуженные привилегии. А для ограничения произвола и избыточного налогообложения, компаниям должно быть оставлено право обратиться напрямую к министру, председателю правительства или в суд. Вопрос об организации геологической разведки и технологических исследований в отрасли, а возможно и текущих внешних для компании программ вроде возведения социальных объектов и газификации должен быть решён отдельно (если будет решено поручить это занятие компаниям, им надо оставить соответствующие средства с условиями на порядок расходования).

Аналогичным образом мы предлагаем поступить с другими добывающими отраслями – прежде всего, газовой и лесозаготовительной. Возможно, подобную практику можно ввести при добыче металлических руд и в наиболее рентабельной части угольной отрасли, на разрезах. Несколько модифицировав с учётом производственных мощностей, дифференцированное налогообложение нужно ввести в электроэнергетике и цветной металлургии. Ту же практику можно было бы ввести и в чёрной металлургии, но, как показываются наши расчёты, если повысить внутренние цены на энергоносители до мировых (а именно это мы и хотим далее предложить), рентабельность этой отрасли и так сравняется со средней, так что изымать дополнительную ренту уже не потребуется.
Как процедура введения дифференцированного НДПИ могла бы выглядеть на практике? Нам кажется оптимальным примерно такой вариант (на примере нефтяной и газовой отраслей). Организуется министерство нефтяной и газовой промышленности. На основе незаконченных разработок МЭРТ, оно вводит предварительные дифференцированные ставки НДПИ по основным месторождениям; во всех спорных случаях НДПИ уменьшается в пользу нефтяной компании. При расчёте себестоимости компании даётся «фора»: от отрасли не требуют сразу же сократить численность занятых до советского уровня, а зарплаты до средних в промышленности – поначалу министерство распределяет по компаниям снижение общего фонда оплаты труда, скажем, всего на 15-20% относительно нынешнего уровня, а через полгода снижает ФОП ещё на новые 15-20%. За год должны быть доработаны правила налогообложения и проведена инвентаризация инвестиций советского и постсоветского времени. Как только это будет сделано, вводятся уточнённые ставки НДПИ. Однако их повышение до максимального уровня, определённого требованиями восстановления советской производительности и выравнивания зарплат и доходов на инвестиции с другими отраслями, будет растянуто ещё на 2-3 года. Одновременно с оттоком из сырьевых отраслей излишних капиталов и работников, государство должно занимать их в других отраслях. Заметим, что попытки форсировать этот процесс, сразу сократив зарплату в добывающих отраслях до средней в промышленности, грозит ещё и такими неприятными эффектами, как резкое сокращение спроса в регионах, где большинство работающих принадлежит к этим компаниям или их обслуге.

Возможные возражения
Мы прекрасно понимаем, что наши предложения вызовут бешеную реакцию у сырьевого лобби. История со взиманием недоплаченных налогов у «ЮКОСа» позволяет нам даже спрогнозировать набор аргументов, которыми экспертное сообщество и журналисты возопят о неминуемой катастрофе при реализации наших предложений. Скорее всего, это будет перепевом аргументации Дынкина из разобранного выше пассажа. Для обывателей попроще будет выпущен примерно такой довод: вместо того чтобы создать условия для роста доходов в обрабатывающих отраслях, государство уравнивает всех в нищете – снижает доходы в сырьевых отраслях. Наверняка посыпятся сравнения нашей программы с шариковским «отобрать и поделить». На самом же деле, мы апеллируем не к Шарикову, а к самой что ни на есть рыночной экономической теории, пресловутому «мэйнстриму». Именно для того, чтобы рынок заработал в своей роли оптимизатора размещения ресурсов, нужно убрать барьеры, которые мешают оплате факторов производства сравняться с их предельной производительностью. Именно для того, чтобы конкуренция заставляла повышать эффективность, а не искать тёплое местечко по протекции кума в привилегированной компании, необходимо выровнять оплату труда в разных отраслях. Сколь бы крамольным это ни казалось, справедлива следующая истина: в нынешней России, для того чтобы повысить производство, сначала надо «отобрать и поделить»!

Второй довод будет рассчитан на любителей биржевых новостей. Совершенно очевидно, что резко упадёт т.н. «капитализация» – рыночная стоимость акций – нефтяных компаний и Газпрома, потому что упадут ожидаемые прибыли этих компаний и, следовательно, дивиденды, выплачиваемые владельцам акций. Допустим, капитализация снизится на 100 млрд. долл. Нет сомнений, что тут же раздадутся вопли «Россия потеряла за один день 100 млрд. долл.!» Совершенно понятно, что на самом деле речь будет идти не о потерях России, а о потерях конкретных акционеров. А бюджет пополнится на сумму, превышающую потери акционеров – в силу оптимизации управления добывающими компаниями и роста других отраслей. Уж что-что, но даже современное российское государство точно пристроит эти деньги на что-то более полезное, чем английский футбольный клуб.
Разумеется, немалое сопротивление реформам будет оказано не только лоббистами через масс-медиа, но и в самих сырьевых отраслях. И тут уже задача правительства проявить политическую волю. Ведь оно всего-то требует от компаний на первое время повысить производительность до уровня 15-20-летней давности и передать полученный излишек в бюджет! Ничего запредельного, это более чем выполнимая задача. Если руководство компании с ней не справится, надо жёстко продолжать повышение налогов и, по мере их неуплаты, спокойно идти на банкротство компании, неспособной выплачивать налоги, с реорганизацией и заменой таким руководством, которое справится с поставленной задачей. Если работники компании будут подыгрывать своему руководству (подобно тому как рядовые московские клерки «ЮКОСа» проводили демонстрации в поддержку Ходорковского), если они попытаются бастовать, то задача нового руководства этих компаний по ускоренному сокращению избыточных штатов будет только упрощена за счёт забастовщиков. А производственному персоналу компаний в Тюменской области бастовать будет нечего, потому что ему существенного снижения зарплаты не грозит.

Упомянем ещё несколько часто встречающихся аргументов против изъятия ренты в нефтедобыче.
Во-первых, иногда говорят, что если перейти на изъятие ренты у сырьевиков, то бюджета станет слишком зависимым от мировых цен на нефть. Мы не будем сейчас разбирать вопрос, грозит ли в ближайшие годы падение цен на нефть. По всей видимости, не грозит, но не это тут важно. Важно то, что аргумент ставит существо дела с ног на голову. Зависимость бюджета от цен на нефть определяется не правилами налогообложения, а структурой экономики! Ибо правила налогообложения, в случае падения нефтяных цен, всегда можно поменять – снизить НДПИ, повысить подоходный налог и др. А вот будут ли у страны, при падении нефтяных цен, другие источники налогообложения – определяется тем, останутся ли к тому времени в её экономике несырьевые секторы. И чем больше мы сейчас перераспределим налоговую нагрузку от перерабатывающей промышленности к сырьевикам и торговле, тем больше можно будет взять с перерабатывающей промышленности в случае падения цен на нефть. Кстати, заметим, что если мы сейчас поднимем внутренние цены на нефть и газ до экспортных, то в гипотетическом случае падения мировых цен совсем необязательно настолько же снижать внутренние; таким образом, та часть собранного НДПИ, которая приходится на внутреннее потребление нефти, не пострадает.
Ещё одним, довольно остроумным аргументом против изъятия ренты служит то, что в таком случае Россия превратится-де в самоуспокоенное государство-рантье, не заинтересованное в том, чтобы развивать высокотехнологические виды деятельности, отличные от добычи природных ресурсов. Этот довод кажется странным вдвойне. Во-первых, удивляет внезапный переход тех, кто его выдвигает, от рыночного экстремизма к радикальному госдирижизму. Разве само государство должно развивать несырьевую деятельность, а не создавать условия и стимулы её развития частным бизнесом? А ведь сам переход на формирование бюджета за счёт рентных доходов как раз и нацелен на то, чтобы развивать несырьевые виды деятельности. Как же можно утверждать, что государство, осуществляющее такую реформу, не нацелено на несырьевое развитие?
Во-вторых, апологеты этого довода, сами того не замечая, охарактеризовали поведение своих хозяев – нефтяных олигархов. Вот уж действительно рантье, не заинтересованные в развитии! Зато как эти рантье хотят добра остальным россиянам, чтобы россияне, не дай Бог, не получили ренту и не заплыли жиром! Какая трогательная забота!
Получается, что и второй аргумент, как и предыдущий, не опирается ни на малейший экономический анализ размещения ресурсов и стимулов для развития – это чисто идеологическое заклинание, рассчитанное на доверчивых простачков.
Третий аргумент гласит, что высокие прибыли нефтяников обусловлены, с одной стороны, высокими советскими инвестициями (а не изобилием природной ренты), а с другой – тем, что нефтяники не реинвестируют заработанные деньги. Поэтому им надо оставлять больше выручки, чтобы было из чего инвестировать в продолжение добычи нефти. Ну, что ж… Во-первых, практика убедительно показала, что большую часть прибыли, доставшейся нефтяным компаниям за счёт советских инвестиций, олигархи спустили на что угодно, только не на развитие. Зачем искушать судьбу и дальше? Во-вторых, если уж олигархи и инвестируют, то предпочитают привлекать для этой цели заёмный капитал, размещают новые акции на западных фондовых рынках и т.д. Поэтому задолженность ведущих российских компаний перед иностранными кредиторами растёт быстрее, чем идёт выплата Россией внешнего долга – она уже превысила 176 млрд. долл. (по состоянию на август 2006 г.). А раз так, то мы не видим ничего предосудительного в том, чтобы изъять в госбюджет прибыль на советские инвестиции. Пусть нефтяные компании берут эти деньги в кредит у государства, соревнуясь в эффективности инвестирования с другими отраслями. И проценты будут России идти, а не иностранным кредиторам. В конце концов, при здоровых финансовых рынках, инвестиции в отрасль осуществляются не от изобилия денежных средств за счёт прошлых инвестиций, а от того, что на новые инвестиции ожидаются большие прибыли.

Наконец, четвёртое направление аргументации сводится к тому, чтобы под видом «научно обоснованного» представить публике извращённое понимание ренты. В самом деле, чему для России равна рента с нефтяного месторождения? Рента – это столько, сколько государство смогло бы забрать себе как собственник месторождения, если бы действительно преследовало цель максимизировать свой доход в долгосрочной перспективе. Представим, что государство нашло высококвалифицированного управляющего, хотя бы как в СССР, который организовал разработку и эксплуатацию месторождения наиболее эффективным способом из тех, которые доступны государственной нефтяной промышленности. Тогда рента – это разница между выручкой от продажи нефти и полными издержками, включая оплату процентов на заёмный капитал и высокую зарплату управляющего. Тем самым, государство может смело требовать себе именно эту ренту, которая получается при достаточно эффективной работе, а не тяп-ляп. Негосударственные компании получат лицензию на добычу только в том случае, если они её организуют, по крайней мере, не хуже государства – тогда они смогут присвоить «излишек», обусловленный их особыми талантами. Очевидно, что только такой порядок изъятия ренты и выгоден России.

Но вместо этого понимания ренты, многие «эксперты» (например, тот же Дворкович [(23), с.217]) подсовывают публике понятие «экономической» ренты. А в этом случае имеется в виду совсем другое. А именно, для оценки ренты берётся не прибыль, которая получилась бы при достаточно эффективной организации добычи по доступной технологии, а та прибыль, которая соответствует бухгалтерской отчётности конкретной компании, с тем уровнем производительности, которой добился конкретный олигарх. Мы даже не поднимаем вопроса о степени правдивости отчётов. Тут получается, что чем хуже олигарх организовал добычу нефти, чем большие издержки показывает в своей отчётности, тем меньший налог с него готовы брать адепты «экономической ренты», поощряя данную бесхозяйственность. Но это ещё не всё. Рента при таком подходе оценивается не как превышение полученной прибыли над стоимостью заёмного капитала по действующей в стране процентной ставке, а как превышение прибыли над средней по отраслям экономики, то есть (при здоровых финансовых рынках) над более высокой величиной, чем процентная ставка. Хотя эта «средняя» по экономике прибыль потому и высока, что нефтяникам достаётся рента…
Общее же ознакомление с многочисленными аргументами «противников ренты» приводит к горькому выводу, что в российской науке как в эпоху программы «500 дней», так и сейчас не было и нет минимальных институтов, которые обеспечили бы отсев хотя бы самых явных случаев фальсификации и шарлатанства в общественно значимых вопросах.

Повышении эффективности торговли и сферы услуг
Разобравшись с сырьевым перекосом, коротко остановимся на раздувании отраслей, производящих необмениваемые товары – торговле, сфере услуг, управлении. В значительной мере, стимулы к раздуванию этих отраслей будут убраны одновременно с ликвидацией сырьевого перекоса. Важнейшей мерой станет изъятие у предприятий торговли земельной ренты за пользование участками, на которых они расположены (впрочем, со временем это следует распространить и на все другие отрасли). Другие меры следуют из рассуждений предыдущего раздела. Во-первых, мы предлагаем введение дифференцированного НКП в зависимости от продаваемого товара (с прицелом на облегчение положение наиболее бедных слоёв через цену простейших продуктов питания и лекарств). Что же касается раздувшихся силовых структур, управления и других отраслей-получателей бюджета, то повышение их производительности отчасти будет обеспечено общим оздоровлением обстановки, но в значительной мере это вопрос организации и менеджмента, выходящий за рамки рассмотрения данной работы.

Облагодетельствовать!
Теперь перейдём к более приятной теме – как улучшить положение наиболее пострадавших отраслей народного хозяйства. Как уже указывалось, дисбаланс имеет два аспекта: ценовой и спросовый. В первом случае объём рынка не имеет особого значения: предприятие загубленной отрасли не работает потому, что, при нынешнем уровне цен и налогов, его функционирование было бы нерентабельным даже при загрузке мощностей на 80-90%. Во втором случае – наоборот: уровень цен и налогов, в принципе, позволил бы существовать и развиваться предприятию загубленной отрасли… но объём спроса на рынках, доступных данному предприятию, делает невозможной загрузку его мощностей, достаточную для эффективного, при данном уровне цен и налогов, производства. Конечно же, очень часто оба варианта дисбаланса переплетаются, выполняются одновременно.
Как должны, в общих чертах, выглядеть меры, которые помогут уничтоженной трети экономики увеличить спрос и улучшить ценовые параметры рентабельности?

Расширение спроса
Рассмотрим проблему спроса. Сразу предупредим читателя: наше понимание вопроса не имеет никакого отношения к кейнсианской проблеме т.н. «совокупного спроса». Грубо говоря, кейнсианский анализ печётся о том, тратятся ли заработанные в экономике деньги или бесполезно складываются в кубышку. Нас же интересует, на что именно тратятся зарабатываемые в экономике деньги – на продукцию загубленных обрабатывающих отраслей или на её импортные заменители и товары раздутых отраслей обслуго-сырьевого комплекса. Соответственно двум подходам, различаются и предлагаемые меры. Кейнсианские предложения сводятся к тому, чтобы побудить людей больше тратить путём увеличения их доходов. Это достигается либо увеличением государственных расходов, покрываемых за счёт денежной эмиссии, либо сокращением налогов. Наши же предложения нацелены на то, чтобы изменилось направление существующих трат. А именно, чтобы конечные потребители меньше покупали импортную роскошь, но больше покупали отечественный массовый ширпотреб. Чтобы сократилось потребление некоторых услуг, но выросло потребление отечественной физической продукции. Чтобы сократился удельный расход сырья (в пересчёте на единицу выпускаемой продукции), но выросли закупки как отечественных, так и импортных ресурсосберегающих технологий. Чтобы сократился чистый экспорт (т.е. вывоз капитала и роскошное потребление русских за границей), прекратилось откладывание денег в Стабилизационный фонд и сократилась в относительных цифрах потребляемая доля ВВП, но выросли инвестиции и увеличились закупки отечественного оборудования, комплектующих, строительных услуг. Достичь этого мы предлагаем на следующих направлениях:

1.    Уменьшить имущественную дифференциацию через выравнивание условий хозяйствования в различных отраслях и регионах, постепенное введение высокого (1,5-2%) налога на недвижимость и земельного налога, а также восстановление прогрессивного подоходного налога с отменой регрессивного характера ЕСН. Выравнивание доходов приведёт к росту закупок средними слоями отечественных потребительских товаров, невыдающегося, но приемлемого качества. Этот прирост будет получен за счёт сокращения импорта роскоши и поэтому не ударит по отечественной экономике путём сокращения спроса на других участках.
2.    Поднять для обрабатывающих отраслей и населения внутренние цены на сырьё и энергоносители, компенсировав снижением налогов и/или ростом доходов (подробнее см. ниже). Тем самым, текущее благосостояние сможет не упасть, но меры по ресурсосбережению станут более выгодными, т.к. принесут большую денежную экономию. Это приведёт к росту спроса на ресурсосберегающую технологию за счёт средств, расходуемых на будущую закупку энергии и сырья. В то же время, сырьевые отрасли и электроэнергетика не пострадают от сокращения спроса, потому что экономический рост приведёт к росту потребности в сырье и электроэнергии, а их излишки, в крайнем случае, можно будет экспортировать.
3.    Увеличить рентные налоги на те отрасли, хозяева которых в наибольшей степени злоупотребляют вывозом капитала через закупку ненужных России футбольных клубов и номерных знаков от автомобилей папы Римского, и увеличить налоги на те слои, которые злоупотребляют турпоездками за границу. Вырученные деньги направить на широкомасштабное государственное инвестирование и кредитование промышленности и сельского хозяйства. В то же время, дабы выигравшие отрасли промышленности и средние слои не спустили весь прирост доходов на вывоз капитала и сиюминутное потребление, ввести механизмы налогового принуждения и стимулирования «правильной» траты части дохода – на реинвестирование, строительство собственного жилья и т.п.
Наконец, ещё одна мера по расширению спроса касается более узкой группы обрабатывающей промышленности, конкурирующей с импортом (т.н. антиимпортных отраслей). Мера эта может показаться неожиданной, и она легко примыкает к следующей теме – изменению ценовых условий хозяйствования в перерабатывающей промышленности.

Предположим, что каким-то чудом нам удастся так изменить ценовые условия работы какой-то подотрасли, страдающей от недостатка спроса, чтобы её предприятия могли снизить отпускную цену и, в то же время, остаться рентабельными. Если бы данная отрасль производила необмениваемые товары, то выиграть при этом она бы могла только при высокоэластичном спросе, так чтобы выгода от увеличения масштабов производства перекрывала потери от снижения отпускной цены. Если же отрасль производит обмениваемый товар, то картина меняется принципиально. Представим, что внутренний рынок какого-то товара заполонён импортом, и вот на рынок выходит отечественное предприятие, предлагающее тот же товар существенно дешевле. Нетрудно понять, что в этих условиях начнётся быстрое вытеснение импортного товара отечественным, то есть отечественное предприятие сразу получит рынок сбыта. Если же его продукция настолько дешевле импортных аналогов, что это перекрывает торговую наценку при доставке товара за границу, то рынок сбыта данного предприятия расширяется ещё больше!

Что же получается? Выходит, для отраслей, производящих обмениваемые товары, возможность снижения отпускных цен означает фактической расширение рынков, доступных данному предприятию, и, следовательно, расширение возможного спроса. А это сразу приводит нас к следующему неожиданному выводу. Роста спроса на продукцию отраслей, производящих обмениваемые товары, можно добиться не только через увеличение государственных и частных закупок, но и через такое изменение условий функционирования этих отраслей, которое позволит им снизить отпускные цены. Оба пути чего-то стоят для бюджета, но каждый из них позволяет устранить спросовую составляющую дисбаланса – загрузить предприятия, функционирование которых при нынешнем уровне спроса нерентабельно, но станет рентабельным при росте спроса и/или расширении рынков сбыта. Если полученная экономия на масштабах производства перекрывает для страны вышеозначенные потери для бюджета, то надо смело идти на устранение спросового дисбаланса одним из двух способов. А потери бюджета компенсировать на других участках: ведь общее увеличение доходов позволяет и увеличить совокупную налоговую нагрузку.

Итак, запомним этот результат. Даже если какая-то подотрасль, производящая обмениваемые товары и конкурирующая с иностранными производителями, страдает только из-за спросовой составляющей дисбаланса (узости рынков), то и тогда положение подотрасли можно улучшить не только через рост внутреннего спроса на тех же рынках, но и через изменение ценовых условий функционирования отрасли, которые позволят снизить отпускную цену без потери рентабельности. Ведь невозможно сразу восстановить внутренний спрос для всех предприятий, чтобы запустить их. Иногда лучше сделать так, чтобы цена продукции позволила часть экспортировать и занять так производственные мощности. Мы немного при этом будем терять на косвенном субсидировании экспорта, но выгода очевидна, ибо занятие производственных мощностей позволит перейти на те технологические циклы, при которых себестоимость данной продукции низка. А сейчас вообще нет никакого производства по этой продукции. Достигаемая экономия на масштабах производства и занятии недозагруженных мощностей может перекрыть потери из-за снижения цены по сравнению с иностранным аналогом и даже позволит экспортировать, с выгодой для страны, данный вид продукции. Таким образом, даже исследование спросовой составляющей дисбаланса напрямую выводит нас к ценовой проблематике загубленных отраслей, к которой мы сейчас и приступим.

Улучшение ценовых условий

Традиционным способом корректировки межотраслевых перекосов, подобных нынешнему российскому, является использование системы экспортных и импортных пошлин, разнообразных квот и экспортных субсидий, выравнивающих производительность и рентабельность отраслей, имеющих неравноправный доступ к доходам монопольного, рентного характера. Но к настоящему времени, из-за резкого усложнения экономики, задача объективного назначения таможенных пошлин, которая одновременно способствовала бы максимизации текущего национального дохода и ускорению технологического роста, стала практически нерешаемой. Всегда есть опасность назначить столь высокие пошлины, что Россия потеряет возможность специализации в международном разделении труда, а защита от конкуренции ряда отечественных товаров повлечёт самоуспокоенность их производителей и отказ от участия в технологической гонке. Относительно низкие цены на энергию и прочее сырьё не поощряют ресурсосбережение. Поэтому простое увеличение и уточнение тарифов не решает проблему. Само по себе сосредоточение рентных доходов в сырьевых отраслях делает возможным мощное лоббирование интересов сырьевиков в органах власти, что ещё более усугубляет проблему нахождения оптимального пути протекционистской поддержки с точки зрения общенародного благосостояния. Можно утверждать, что система ограничения сырьевого перекоса, построенная на использовании экспортных пошлин на углеводороды с одной стороны, и импортных пошлин на готовую продукцию – с другой, за прошедшие годы показала свою бесперспективность.
Казалось бы, наши попытки преодолеть ценовой дисбаланс зашли в тупик. Оставляя нынешние ценовые пропорции, а тем более, приближая их к мировым, мы увековечиваем или усугубляем обслуго-сырьевой перекос, а попытка вернуться к советским ценовым пропорциям через систему высоких пошлин и субсидий или монополию внешней торговли затормозит экономический рост, поощрит ресурсозатратную направленность экономики и принесёт такой клубок проблем в организации внешней торговли, что никакому госаппарату его не распутать.
Тем не менее, ситуация не столь уж безвыходна. Для того чтобы понять это, достаточно внимательно присмотреться к структуре расходов предприятия обрабатывающей промышленности, финансовое положение которого мы собрались улучшить. Помимо материальных издержек, то есть денег, идущих на сырьё, комплектующие и коммунальные услуги, структура расходов такого предприятия включает выплачиваемые прямые налоги, включает фонд оплаты труда, с которого тоже взимаются налоги, а с остающейся в распоряжении владельца прибыли взимается налог на прибыль. Следовательно, финансовое положение такого предприятия можно улучшить не только снижением цен на затрачиваемые ресурсы или увеличением отпускной цены на произведённую продукцию, но и снижением налоговой нагрузки.

Предвидим первое возражение оппонентов: как же можно снижать налоговую нагрузку, ведь доходы бюджета упадут! Отвечаем: сейчас мы говорим только о снижении налоговой нагрузки на обрабатывающие отрасли. Общую налоговую нагрузку на экономику мы предлагаем повысить, изымая у сырьевых отраслей намного больше средства, чем будет, в конечном итоге, отдано перерабатывающим в результате налоговой реформы. А дополнительно собранные средства должны пойти на то самое расширение спроса, о котором мы говорили.
Однако простого облегчения налоговой нагрузки мало. Для того чтобы положение обрабатывающих отраслей качественно изменилось, мы считаем необходимым пойти на ещё один болезненный, но неизбежный шаг. А именно, одновременно с резким снижением налоговой нагрузки на обрабатывающие отрасли, окончательно отказаться от их поддержки через систему импортных пошлин и заниженных внутренних цен энергоносители и сырьё. Иными словами, государственная поддержка обрабатывающих отраслей через снижение налогов, облегчение кредитования и увеличение спроса должны быть такими, чтобы эти отрасли смогли конкурировать с иностранными даже при мировых ценах на обмениваемые товары и «почти западных» ценах на необмениваемые, без поблажек в виде импортных пошлин, дешёвых газа с электричеством и дотируемых коммунальных услуг.

Низкопередельный перекос и его преодоление
Зачем нам это нужно и выполнимо ли это благое пожелание? Начнём с первого. Что касается отмены импортных пошлин, то одна из целей, которых мы хотим этим достичь, прямо следует из обсуждавшейся ранее проблемы спроса. Если снижение налогов позволит предприятию не снизить рентабельность при снижении отпускной цены до мировой, то сохранять импортную пошлину конрпродуктивно: это даст предприятию возможность «почивать на лаврах» завышенных отпускных цен, получая избыточную прибыль, но никогда не заставит его снизить отпускные цены и пойти на агрессивное расширение рынка, экспорт продукции. Поэтому стране выгоднее снизить какому-то предприятию налоги и убрать импортные пошлины, позволяющие ему держать завышенную отпускную цену, чем оставлять высокие налоги и не трогать пошлину. Именно поэтому мы считаем, что снижение налоговой нагрузки на пострадавшие отрасли должно быть столь значительным, чтобы перекрыть даже отмену пошлин. Вторая цель прямо вытекает из первой. Дело в том, что нынешняя система импортных пошлин перекрывает только часть отраслей, которые надо защищать от конкуренции с импортом. Именно поэтому любые финансовые вливания в экономику не столько запускают внутренний спрос на продукцию пострадавших отраслей, сколько сразу уходят по короткому контуру на закупку импортного ширпотреба, оборудования и комплектующих – везде, где импортные пошлины недостаточны, чтобы эти деньги пошли на закупку отечественного ширпотреба, оборудования и комплектующих. И когда мы снизим налоговую нагрузку обрабатывающих отраслей настолько, что работающие сейчас предприятия смогут конкурировать с иностранными без импортных пошлин, то это значит, что простаивающие сейчас предприятия, которые забыли защитить пошлинами, тоже смогут. И новые финансовые вливания в экономику будут теперь не напрямую идти на закупку импорта, а создадут спрос на продукцию простаивающих предприятий, не выдержавших конкуренции с импортом.

Наконец, перейдём к главному – поясним, зачем мы хотим поднять цены на сырьё, энергоносители и электроэнергию до экспортных и убрать дотацию для коммунальных услуг, повысив их стоимость цены до уровня, сравнимого с европейскими. По нашему мнению, сама по себе поддержка обрабатывающей промышленности через низкие цены на сырьё, а не посредством низких налогов, провоцирует ещё один перекос внутри самого обрабатывающего сектора – низкопередельный. Читателю, быть может, уже надоело, что мы используем одну и ту же модель экономических неурядиц на все случаи жизни. Но, право, нам ничего не остаётся в условиях, когда неравные условия хозяйствования проявляются во всех разрезах российской экономики – между обрабатывающими отраслями и сырьевыми, между отраслями, производящими обмениваемые и необмениваемые товары, внутри сырьевых отраслей при разных условиях добычи, внутри сферы услуг в зависимости от местоположения и, наконец, между низкопередельными и высокопередельными производствами перерабатывающей промышленности. Чтобы не утомлять читателя очередным изложением всё той же модели, просто укажем, что спад обрабатывающих отраслей распределился неравномерно между низкопередельной нефтеперерабатывающей промышленностью и чёрной металлургией, с одной стороны, и высокопередельным машиностроением, с другой. Причиной этого явления стало то, что «протекционизм» отечественной промышленности через заниженные цены на сырьё спасает, в первую очередь, только низкопередельные отрасли, в структуре расходов которых сырьё занимает ведущую роль. Высокопередельные отрасли такой протекционизм защищает в намного меньшей мере, только через низкие цены на коммунальные услуги, электроэнергию и транспорт. В результате получается, что даже внутри перерабатывающей промышленности высокопередельные отрасли не могут полноценно конкурировать с низкопередельными за рабочую силу и другие ресурсы, так что дешевизна энергии и сырья высокопередельным отраслям больше мешает, чем помогает. Повысив цены на энергию и сырьё и компенсировав через снижение налогов высокопередельным предприятиям и их работникам рост расходов на коммунальные услуги, электроэнергию и транспорт, мы выровняем условия работы внутри перерабатывающей промышленности, убрав рентный излишек в нефтепереработке и металлургии.

В нынешней системе много других недостатков. Заниженные цены на сырьё поощряют расточительство, задерживают технологический рост на основе ресурсосбережения и дают ложные сигналы к международной торговле. Достаточно сказать, что при огромном падении ВВП в 90-е годы внутреннее потребление нефти не снизилось! Конечно же, тут проявилось и лишение нашей промышленности инвестиционных средств, на которые можно было провести ресурсосберегающую модернизацию, но и слабость стимулов к ресурсосбережению налицо. Мы же предлагаем повысить внутренние цены на сырьё и электроэнергию, компенсировав это для обрабатывающих отраслей снижением налогов. Для тех, кто будет придерживаться прежнего технологического цикла, разницы никакой. Но для тех, кто начнёт экономить ресурсы, прибыль увеличится. Это станет стимулом к массовому ресурсосбережению повсюду. Да и международную торговлю России такой шаг оздоровит. Часто упрекают Советскую власть за закупки фуражного зерна в обмен на нефть: по некоторым подсчётам, если бы в обмен на эту нефть покупалось напрямую мясо, то и мяса было бы больше, и меньше нефти тратилось бы на отопление животноводческих комплексов. Сами мы не проверяли эти подсчёты, но если внутренние цены на энергоносители выровняются с экспортными, то подобное расточительство станет попросту невозможным: на это сразу укажут цены.

Новая ценовая структура и её последствия: модель переделов
Итак, основным способом вырваться из сырьевой петли мы видим реализацию идеи удорожания первичных ресурсов, изъятия большей части их цены в виде налога на добычу (заготовку) и существенного уменьшения прочих налогов. Прежде всего, это коснётся нефти и газа, в меньшей степени – заготовки леса, добычи рудных и других полезных ископаемых.Теперь, развивая нашу концепцию ценовой и налоговой реформы, изложим основные соображения относительно ценовой и налоговой доктрины, оптимальной для условий современной российской экономики.
•    Дорогое сырьё – дешёвая продукция. Сущность данного тезиса была развёрнута выше, заметим лишь, что термины «дорого» – «дешёво» относятся не к абсолютным цифрам, а к соотношению цен.
•    Основным инструментом ценовой политики, направленной на удорожание сырья и удешевление продукции, станет новая налоговая система. В новой налоговой доктрине основными станут налоги на добычу полезных ископаемых, заготовку леса и другие природные источники ренты. Вводятся земельные налоги за пользование участками в городах и в сельском хозяйстве, изымающие вклад в доходах, которые создаёт общественная инфраструктура и естественное плодородие. Одновременно резко уменьшаются налоги на добавленную стоимость и прибыль, ЕСН. В результате внедрения новой налоговой системы общая сумма сборов увеличивается, и дополнительно собранные налоги направляются на инвестиции и социальные нужды.
•    В большинстве развитых стран сложились сходные с нашими предложениями макроэкономические пропорции, в первую очередь доля валового внутреннего продукта (ВВП), перераспределяемая через налоги. Как правило, консолидированный бюджет (включающий центральный, региональные и местные бюджеты) составляет не менее трети ВВП, а в Дании, к примеру, достигает половины ВВП. В России эта цифра колеблется около 1/3 от валового внутреннего продукта. Следовательно, с помощью одной лишь налоговой системы можно, грубо говоря, как минимум на треть изменить финансовые показатели любой отрасли и резко увеличить сборы в бюджет за счёт сверхприбылей сырьевиков.
Именно переход к новой ценовой и налоговой политике и станет важнейшим шагом, который позволит увеличить инвестирование через госбюджет, не подрывая (а только усиливая) трудовые стимулы. Для подавляющего большинства отдельных предприятий самых разных отраслей эффект от изменения налоговой системы будет соответствовать интересам страны и благотворно скажется на дальнейшем развитии этих предприятий. Ниже мы попробуем подтвердить наши эвристические построения путём простых модельных расчётов с использованием реальных данных межотраслевого баланса. Теперь же мы ставим перед собой задачу разобраться, какой эффект окажет предложенная мера на положение и экономическое поведение отдельных людей, изменится ли оно в лучшую для страны сторону.
Реальность предложений
Выполнима ли программа выравнивания внутренних цен на обмениваемые товары с мировыми и повышение цены необмениваемых товаров до уровня средней рентабельности при новых ценах обмениваемых? Разберёмся со следующим. Какие резервы имеются для сокращения налоговой нагрузки на обрабатывающие отрасли и достаточно ли их, чтобы бросить эти отрасли в стихию мировых цен?
Резерв для улучшения финансового положения предприятия перерабатывающей промышленности при ухудшении ценовых условий составляет, в нынешней налоговой системе РФ, четыре налога:
- НДС 18%;
- налог на прибыль – 24%;
- ЕСН – единый социальный налог на фонд оплаты труда – 26% и ниже для высоких доходов;
- подоходный налог – 13%;
- налог на имущество.
(Заметим, что отмена НДС облегчит положение предприятий только при условии, что Центробанк одновременно обеспечит снижение курса рубля на 18%, так чтобы внутренние цены обмениваемых товаров в рублях остались прежними, а в долларах – снизились на ставку НДС. Удержать новый равновесный курс будет нетрудно, потому что при этом не возникает стимулов для резкого нарушения внешнеторгового баланса: экспортёры будут зарабатывать на экспорте столько же рублей, что и раньше, а импортёры – столько же долларов, что и раньше.)
Соответственно, снижение этих налогов должно, по нашему замыслу, перекрыть финансовое ухудшение, вызванное следующими причинами:
4.    Предприятие высокопередельной промышленности, возможно, будет вынуждено снизить отпускную цену на свою продукцию, чтобы конкурировать с иностранным производителем в условиях отмены импортной пошлины (а возможно – и для начала экспорта продукции на внешний рынок – см. выше).
5.    Цены на сырьё и ресурсы низкого передела (топливо, металлы) вырастут до мировых.
6.    Цены на коммунальные услуги и электричество вырастут до бездотационного уровня как для предприятия, так и для его работников (иначе производители коммунальных услуг и электричества не смогут покрыть выросшие расходы на закупку энергоносителей и выплачивать проценты по кредитам, взятым на модернизацию ЖКХ).
Отчасти последние три ценовых фактора будут смягчены, когда рынок сбыта предприятия расширится по мере снижения отпускной цены. Но мы усложним свою задачу и забудем про это «смягчающее обстоятельство», ибо заработает оно не сразу. Наша задача – выяснить, достаточно ли резерва из вышеперечисленных пяти налогов, чтобы положение обрабатывающих отраслей улучшилось даже несмотря на переход к мировым ценам на сырьё и бездотационным – на коммунальные услуги. Чисто теоретического аргумента, отсылки к научной модели по принципу «рынок всё расставит по своим местам» здесь недостаточно, и вот почему. Приведём сам теоретический аргумент. Как мы показывали выше, для оптимального распределения капитальных и трудовых ресурсов внутри страны достаточно обложить отрасли такими налогами, которые в точности будут изымать у каждого предприятия доставшиеся ему рентные доходы. Тогда доходы на труд и капитал во всех отраслях выровняются между собой и сравняются с предельным продуктом соответствующих факторов производства, что соответствует оптимальному размещению ресурсов в экономике. При этом, если мы введём в дополнение к изъятию ренты, НДС, подоходный налог, налог на прибыль (из вышеперечисленных), то действие их на размещение факторов производства внутри страны будет нейтральным, не нарушит оптимального размещения факторов производства, потому что будут уменьшать доходы на труд и на капитал одинаково во всех отраслях. Работа на предприятии будет рентабельной тогда и только тогда, когда это выгодно всей стране. Ведь в этом случае, если выручка не покрывает издержки, то, следовательно, использованные предприятием ресурсы можно с большей выгодой использовать в других областях: обмениваемые товары продать за границу, трудовые ресурсы и необмениваемые товары применить с большей отдачей в других отраслях. В итоге это лучше, чем покрывать убытки предприятия: за границей можно будет купить на вырученные деньги больше соответствующей продукции (для обмениваемых товаров), или потратить сэкономленные деньги на то, что потребители ценят больше (для необмениваемых товаров).

Мы тут не обсуждаем вопрос о практической реализуемости этой программы в столь радикальном варианте. Например, возможно ли посчитать ренту каждому предприятию и куда девать столько бюджетных денег, если оставить другие налоги нетронутыми? Или, можно ли перевести специфические ресурсы, используемые данным предприятием (квалифицированную рабочую силу, оборудование и помещения) для использования в других отраслях? Мы говорим о том, что даже теоретически после такой операции реальные доходы на труд и капитал в стране могут, в принципе, оказаться сколь угодно низкими – слишком многое придётся на ренту и будет изъято в бюджет. А это значит, что работники, которым не хватит зарплаты после такой операции, в лучшем случае, побегут из страны, в худшем – начнут помирать от голода, как плюшкинские крестьяне. Соответственно, инвестиции внутри страны окажутся вообще невозможными: какой смысл вкладывать капиталы в России под 0,01% годовых, если в американском банке можно получить больше? Да при такой разнице доходов на труд и капитал внутри и вне страны никакие административные меры и репрессии не помогут!

По этой причине необходимо проверить на реальных статистических данных, какова будет добавленная стоимость отраслей после перехода к «мировым» ценам, и достаточно ли отменить пару-тройку налогов, чтобы после перехода к новым ценам всё ещё имело смысл прилагать в этих отраслях трудовые усилия и инвестировать капиталы.
Сразу оговоримся, что наиболее надёжным путём проверки этой гипотезы было бы тестирование разных параметров налогово-ценовой системы на базе бухгалтерских данных ключевых и наиболее типичных предприятий каждой подотрасли. При этом проверке на рентабельность при тех или иных параметрах цен и налогов должна была бы подлежать не только текущая производственная деятельность, но и возможная деятельность на простаивающих или малозагруженных производствах, которая убыточна при нынешней системе цен и налогов. Если предполагаемая система цен и налогов сохранит безубыточность текущей деятельности и сделает рентабельными те виды деятельности, которые сейчас были бы убыточны, то новая система без сомнения улучшит положение перерабатывающей промышленности.
К сожалению, такой подход был для нас невозможен из-за отсутствия реальных данных по отдельным предприятиям и из-за неподъёмности подобной задачи для авторов. Поэтому в качестве базы для самой первой, приблизительной оценки мы решили взять усреднённые по отраслям данные т.н. межотраслевого баланса и посчитать, как изменятся ценовые показатели функционирования экономики при новой системе цен и налогов, но с сохранением существующих натуральных потоков продукции. Иными словами, не имея возможности подсчитать из фактических экономических данных рентабельность потенциальной экономической деятельности при новой системе, мы посчитали рентабельность фактически имеющейся экономической деятельности за несколько лет при новой системе цен и налогов и сделали выводы относительно изменения положения отраслей при новой системе. Экстраполяция этих выводов на родственные виды деятельности в тех же отраслях указывает на изменение стимулов экономического развития, которые наступили бы при другой системе цен и налогов. Не менее важной задачей было выяснить не только изменение стимулов для экономического поведения отраслей после проведения предложенной реформы, но и проверить, не приведёт ли предложенная реформа к новому ценовому дисбалансу, то есть гарантирует ли она возможность для безубыточного продолжения, по крайней мере, текущей экономической деятельности.
Фактический материал для анализа почерпнут из публикаций российского Госкомстата, в частности «Таблиц затраты-выпуск» (ТЗВ) за 1996-2000 гг. Экономико-математическая модель, использованная для расчётов, представляет собой упрощённую версию программной системы Имитационная МакроЭкономическая Модель – ИМЭМ. В данной реализации используется обозначение ИМЭМ-0 («нулевая» версия системы).
Кратко опишем сущность межотраслевого баланса. МОБ – это набор прямоугольных матриц-таблиц, в которых число строк и число столбцов равны числу выделенных отраслей, каждая ячейка содержит объём потребления продукции отрасли I отраслью J. МОБ состоит из трёх частей (или квадрантов), а его основа – квадрант производственного (промежуточного) потребления. В этом квадранте сумма всех ячеек одной строки составляет общее количество продукции отрасли I (как произведённой, так и импортной), потреблённой на производственные нужды соответствующими отраслями. Сумма ячеек в одном столбце – материальные затраты на производство в отрасли J.
Снизу к квадранту промежуточного потребления примыкает квадрант добавленной стоимости. Столбцы здесь – это отрасли экономики, а строки показывают структуру добавленной стоимости (зарплата, амортизация, прибыль, налоги, торговая и транспортная наценка и т.п.) и импорт. Третья часть МОБ – квадрант конечного потребления. Строки показывают отраслевую структуру потребляемой продукции, столбцы – секторы конечного потребления (домохозяйства, инвестиции, государственное потребление, экспорт). Отдельным столбцом представлен импорт. Общая сумма в строке показывает суммарную стоимость продукции отрасли, произведённой и импортированной. В системе МОБ используется набор таблиц, которые отображают различные аспекты – основные цены (производителя минус налоги) и цены покупателя, импорт, торговую и транспортную наценку. Для данной работы в основном использовались данные о потреблении в ценах покупателя (так в принятой Росстатом терминологии именуются те цены, по которым продукция приобретается непосредственным потребителем; кроме этой цены, в межотраслевых балансах фигурирует также так называемая основная цена, то есть цена покупателя за вычетом чистых налогов, торговой и транспортной наценки. Цена покупателя, на наш взгляд, точнее передает количественные характеристики макроэкономических процессов). Именно эти стоимостные показатели наиболее точно отражающие реальную картину финансового положения отраслей.

В данной версии модели не используются никакие функциональные зависимости, все расчёты основаны на арифметических операциях. Особое внимание уделено тщательному учёту возможно большего количества макроэкономических аспектов. Многие аналогичные модели злоупотребляют, на взгляд авторов, применением математических методов в ущерб полноты институциональной экономической картины.
ИМЭМ – это, в первую очередь, баланс в самом непосредственном, бухгалтерском, смысле. Как и в любом балансе, главный критерий адекватности ИМЭМ – нулевая сумма приходов и расходов. Так как в основе ИМЭМ – межотраслевой баланс, то, как объяснялось выше, приход – это стоимость ресурсов данной отрасли (производство и импорт), а расход – потребление ресурсов данной отрасли другими отраслями и секторами.
Сущность моделирования заключается, во-первых, в манипулировании индексами отраслевых цен, а во-вторых, в экспериментировании с налоговыми ставками, в первую очередь налогами на добычу углеводородов. Естественно, в рамках этой модели невозможно учесть дифференцированность предлагаемого нами НДПИ – считается, что он берётся со всей отрасли в размере стольких-то рублей за тонну добытой нефти или тысячу кубометров добытого газа. Одной из побочных задач модели является эмпирическое определение такой налоговой системы, которая бы обеспечивала выравнивание доходности во всех отраслях.
В ИМЭМ-0 моделируются только ценовые показатели. Предполагается, что производство и потребление в натуральном выражении абсолютно неэластичны к цене. При этом для обеспечения балансирования всех элементов модели доходы всех отраслей и секторов экономики принимаются равными расходам.

В частности, это правило относится к зарплатам наёмных работников и пенсиям. То есть, если в результате изменения уровня цен в отдельных отраслях меняется стоимость потребления домохозяйств, то зарплаты и пенсии индексируются на соответствующую величину. Это позволяет нам учесть подорожание коммунальных услуг, электричества и транспорта, с одной стороны, и подешевление продовольствия, с другой. Для простоты моделирования предполагается, что структура потребления одинакова для всех домохозяйств и не зависит от размера доходов. Следовательно, если в результате моделирования стоимость потребления домохозяйств возрастает на 15%, то на 15% увеличиваются зарплаты во всех отраслях и тоже на 15% увеличивается размер пенсионного фонда. Соответственно, корректируются затраты на оплату труда во всех отраслях и размер отчислений в Пенсионный фонд.
В своих расчётах мы проверили, каковы будут параметры рентабельности отраслей, если задать им новый вектор внутренних цен и новую налоговую систему, а натуральные потоки продукции сохранятся. Кроме того, так как модель основана на фактических данных, мы показываем, что и при новых налоговой и ценовой системах возможно такое сбалансированное состояние экономики, при котором сохраняются имеющиеся объёмы производства и потребления. Но при переходе к новой системе цены на различные ресурсы (труд, топливо, основные фонды, материалы) вырастут неравномерно. Следовательно, в силу объяснённых ранее эволюционных эффектов разного стимулирующего влияния как различных соотношений цен, так и различных налоговых систем, новая система, не подрывая текущего производства, создаст более благоприятные условия для инвестирования и технологического роста, чем нынешняя.

Изменение вектора внутренних цен задавалось следующим образом:
1)    Внутренние цены на нефть и газ вырастали до экспортных, действовавших на год, данные которого использовались;
2)    Внутренние цены на продукцию нефтеперерабатывающей промышленности и электроэнергетики (топливо, ГСМ и электроэнергия) повышались так, чтобы обе отрасли сохранили не только безубыточность, но и некоторую норму рентабельности при новых ценах на сырьё;
3)    Внутренние цены на уголь и прочее топливо повышались несколько больше, чем для нефтепродуктов.
4)    Внутренние цены на жилищно-коммунальные услуги устанавливались так, чтобы отрасль стала не только безубыточной при новых ценах на энергоносители и в условиях отсутствия дотаций, но и становилась рентабельной по затратам на среднеотраслевом уровне. Аналогично – с такими внутренними отраслями как здравоохранение и образование.
5)    Внутренние цены на продукцию машиностроения, чёрной и цветной металлургии, лёгкой промышленности, химической промышленности, лесной промышленности и прочих обмениваемых товаров, снижались на величину снижения импортной пошлины;
6)    Исключение к правилу 4) было сделано для производства стройматериалов, внутренние цены которых повышались (что соответствовало бы увеличению, а не отмене, пошлины), и пищевой промышленности, внутренние цены которой понижались больше, чем на величину отмены пошлины;
7)    Оплата труда изменялась на величину, соответствующую индексации расходов домохозяйств;
Изменения налоговой системы задавались следующим образом:
8)    Отменялись все экспортные и импортные пошлины, кроме стройматериалов;
9)    Вводился высокий НДПИ, такой чтобы рентабельность по затратам нефтяной и газовой отраслей снижалась до уровня, среднего по экономике, но с сохранением оплаты труда;
10)    Вводились рентные налоги на цветную металлургию, приближающие рентабельность отрасли к средней по экономике при новых ценах;
11)    Отменялся НДС;
12)    ЕСН снижался до 5%; дефицит Пенсионного и страховых фондов пополнялся теперь из бюджета;
13)    Налог на прибыль снижался до 5%;
14)    Подоходный налог снижался до 10%.
Результаты моделирования привели к следующим выводам:
15)    деятельность всех отраслей остаётся безубыточной при новых ценах и налогах, причём рентабельность по затратам во всех случаях превышает 9%;
16)    положение отраслей, наиболее пострадавших в 90-е годы, несколько улучшится;
17)    положение сырьевых отраслей, раздувшихся в 90-е годы, ухудшится, но не настолько, чтобы вызвать в них обвал производства;
18)    сверхрентабельной при новой системе оставалась только торговля, что в реальной жизни можно было бы сгладить введением рентных налогов.

Насколько адекватный прогноз дают полученные результаты?
Первым делом нас могут спросить: а почему мы думаем, что правительству удастся добиться именно такого изменения ценовых пропорций, которое мы закладывали в модель? В ответ заметим следующее. На самом деле, правительство обладает значительными полномочиями по регулированию цен в самой что ни на есть «рыночной» экономике. Во-первых, через импортные пошлины оно регулирует внутренние цены импортируемых товаров и отечественных товаров, конкурирующих с импортом. Приблизительное изменение этих цен в среднесрочной перспективе при отмене пошлин легко прогнозируется. Во-вторых, правительство может легко контролировать внутреннюю цену нефти, газа, продуктов их первичной переработки и металлов – как через регулирование экспортных пошлин, так и через прямое директивное установление внутренних цен монополистов (без провоцирования дефицита или затоваривания). В-третьих, государство напрямую может устанавливать цены на коммунальные услуги, электричество и другие важнейшие товары естественных монополистов. В-чётвёртых, государство само устанавливает цены на продукцию отраслей-получателей бюджета (управление, здравоохранение), потому что само же за неё платит, то есть может обеспечить и их безубыточное функционирование. Этот список товаров, цены которых поддаются прямому регулированию, охватывает значительную часть экономики. Остаётся ещё довольно много товаров, которые мы назовём товарами с плохо регулируемыми ценами. Это, прежде всего группа необмениваемых товаров, цены которых не поддаются такому простому регулированию, например, торговая наценка. Кроме того, это обмениваемые товары, которые из-за больших транспортных издержек и высокой специфичности могут колебаться в широком диапазоне вокруг мировых (быть как ниже, так и ниже их в пределах, скажем, 20%). По нашему мнению, для наших упрощённых подсчётов можно ввести экзогенное задание цен и этой группы товаров по примерному принципу «издержки плюс средняя рентабельность», потому что отрасли эти немонопольны, не отличаются сейчас сверхвысокой или сверхнизкой насыщенностью, и можно ожидать, что именно средняя рентабельность там и установится, если мы выровняем рентабельность среди других отраслей. Если мы подберём такую налоговую систему и такой вектор цен, что натуральные параметры экономики смогут быть сохранены, то предпосылок для резкого движения спроса и предложения для товаров с плохо регулируемыми ценами не будет. Значит, подбор цен для таких товаров по указанному принципу довольно адекватен для модели этой степени подробности. Исключение, на которое нам пришлось пойти, – это предположение, что снижение цен на продукцию пищевой промышленности больше, чем на величину отмены пошлины (чтобы избавиться от эффекта «сверхприбыльности»). Хотя, возможно, это и избыточная мера – если судить по динамике рентабельности, то с 2001 г. значение этого показателя в пищевой промышленности устойчиво снижается (с 11,5% в 2001 г. до 8,1% в 2004 г.) – видимо, по мере повышения насыщенности отрасли. Кроме того, мы допускаем, что высокая рентабельность в пищевой промышленности отчасти связана в высокой рентабельностью в торговле продовольственными товарами, наподобие сообщающихся сосудов. Так что, вероятно, изъятие сверхприбыли в торговле соответственно сдует пену сверхдоходов и в пищёвке.
Пойдём дальше. В МОБ присутствуют высокоагрегированные (укрупненные и усреднённые) показатели. Например, зерноуборочные комбайны попадают вместе с комбайнами кухонными в разряд одной и той же продукции усреднённой отрасли машиностроения. Конечно же, предприятия каждой отрасли обладают некоторым сходством условий существования. Оптимистичный прогноз о рентабельности отрасли в среднем указывает, что предложенные изменения успешно переживёт большая часть (в пересчёте на стоимость выпускаемой продукции) предприятий. Конечно же, некоторые производства, у которых очень велика доля издержек на сырьё, электричество и коммунальные услуги по сравнению с остальными предприятиями отрасли, могут стать убыточными. Им в нашей модели тоже дана «фора» – задано некоторое повышение показателей рентабельности для обрабатывающей промышленности по сравнению с сырьевой. Поэтому реформу желательно проводить поэтапно, чтобы отслеживать случаи разорения предприятий и принимать по ним решение в индивидуальном порядке (субсидии, банкротство и реорганизация, закрытие). На практике судьбу каждой отрасли надо определять отдельно по подотраслям, по группам товаров. Например, растениеводству при переходе на мировые цены ничего не грозит: как выяснилось, в этой сфере Россия обладает сравнительным преимуществом. Намного хуже обстоят дела с животноводством. Мы не исключаем, что даже для простой приостановки дальнейшего спада в этой сфере придётся установить высокие (до 30%) пошлины на ввоз мясомолочной продукции. Думается, что городское населения вполне в состоянии за это заплатить. Что же касается добывающих отраслей, то сама процедура установления дифференцированного НДПИ обеспечит сохранение в них производства, потому что любая ведущаяся сейчас добыча останется рентабельной.

Отдельного пояснения заслуживает вопрос, почему мы использовали показатель рентабельности по затратам, существенно отличающийся от прибыли на капитал в отрасли. С точки зрения интересов частного инвестора идеальным был бы показатель доходности капиталовложений. Поясним, что здесь имеется в виду под капиталовложениями. Речь идёт о суммарных вложениях инвестора, необходимых для осуществления одного производственного цикла (или оборота). Сюда относятся: затраты на оборудование, затраты на материалы, возможно на зарплату работникам, в случае длительного производственного цикла – средства на выплату некоторых видов налогов (на землю, имущество, природопользование и т.п.). Чем длиннее производственный цикл, тем больше нужно средств. И тем больше должен быть чистый доход, чтобы, будучи приведённым к вложениям, быть близким норме дохода в отрасли с менее продолжительным производственным циклом.
Такой критерий был бы идеален, но, к сожалению, доступные статистические данные не позволяют использовать его в модельных расчётах.


Как подвид критерия доходности могла бы использоваться рентабельность по активам – то есть отношение чистой прибыли за год к стоимости основных фондов. Проблема с использованием данного показателя заключается в том, что, во-первых, после инфляции начала 1990-х гг. основные фонды оцениваются по специальной методике, искажающей реальную стоимость. А во-вторых, использование рентабельности по активам было бы оправданным, если бы основные фонды, на базе которых рассчитывается рентабельность, были созданы в результате капиталовложений нынешних собственников. Но так как 85-90% всех основных фондов (по состоянию на 2002 г.) было введено в строй при плановой экономике, до начала приватизации, представляется, что рентабельность по активам не может быть использована в качестве основного критерия эффективности.
Основным критерием отраслевой эффективности в ИМЭМ-0 является рентабельность по затратам – отношение чистой прибыли к сумме всех затрат (материальных и на оплату труда – включая «серую»). Именно она отражает принципиальную возможность сохранения текущих производственных показателей при переходе к новой системе, а уже другие модели показывают, что при новой системе будет обеспечен более быстрый экономический рост. Хотя если рентабельность по затратам для какой-то отрасли повышается по сравнению с действующей системой, то это является достаточным признаком повышения доходности капиталовложений, поскольку товары инвестиционного назначения не дорожают. Рентабельность по активам также рассчитывается, но в ИМЭМ-0 этот показатель рассматривается в качестве вспомогательного, дополнительного параметра. Тем более что новое инвестирование должно осуществляться уже с новыми технологиями, гарантирующими более высокую доходность капиталовложений, чем доходы на старые советские фонды.

Р.Скорынин, М.Кудрявцев 

Р.Скорынин, М.Кудрявцев 


0.057775020599365