04/02
02/02
31/01
29/01
26/01
23/01
22/01
18/01
16/01
12/01
10/01
09/01
07/01
05/01
16/12
12/12
10/12
04/12
01/12
28/11
20/11
17/11
15/11
09/11
06/11
Архив материалов
 
Какие люди правили СССР

Рассмотрим поколения советского руководства по основным его категориям: члены ЦК-ЦРК-КПК-КСК (далее ЦК), Политбюро-Оргбюро-Секретариата ЦК (далее ПБ), лица, занимавшие высшие партийные (далее ВПД), высшие государственные должности (ВГД) и верхушка дипкорпуса (далее ДК); естественно, состав этих групп в значительной мере совпадал.

 

Под первым поколением советского руководства здесь понимаются лица, побывавшие в его составе до конца 30-х годов, т.е. до «сталинских репрессий». В основном (60–80%) это люди, родившиеся до 1890-х годов, остальные — в 1890-х годах, и лишь единицы — позже. Практически все они активно участвовали в установлении коммунистического режима и Гражданской войне, т.е., собственно, и были творцами советского общества. Это были либо «профессиональные революционеры» дореволюционного времени, либо быстро поднявшиеся активисты, проявившие себя в 1917–1922 гг.

 

По социальному происхождению это поколение весьма заметно отличалось от последующих. В среднем от 10 до 20% были детьми офицеров и чиновников или имели дворянское происхождение, еще до 20 и выше процентов приходилось на прочую интеллигенцию, 3–4% — на духовенство, 5–10% на купцов и предпринимателей, примерно 15% — на мещан, мелких торговцев и ремесленников, и только 20–30% на крестьян и в пределах 20% — на рабочих. По разным категориям цифры эти разнятся, но не сильно; сравнительно более высокое происхождение имели члены Совнаркома и «полпреды». В целом более половины (для ВГД даже более трех четвертей) по социальному статусу относилось к тем, кого при советском режиме именовали «старой интеллигенцией». Такая высокая в целом доля выходцев из образованного слоя среди советских руководителей этого времени достигается главным образом за счет лиц, родившихся в 1860-х — 1880-х годах, среди родившихся в 90-х годах ХIX в. процент лиц дворянского происхождения уже втрое ниже (примерно вдвое ниже процент выходцев из духовенства и незначительно — из интеллигенции).

 

Эти показатели сходны с данными о деятелях революционного (рабочего и социал-демократического) движения 1870-х — 1910-х годов, удостоившихся включения в последнюю БСЭ (всего 335 чел.) — из них принадлежали к образованному слою 65,4%, причем 47,9% были и выходцами из него, в т.ч. 18% происходили из дворян. Любопытно сравнить эти данные с происхождением «деятелей СССР и ВОСР» (всего 244 человека), чьи биографии помещены в энциклопедическом словаре «Гранат»{7} (состав их, насколько можно судить, отражает реальную оценку их значимости и вклада в «дело революции» в первые годы советской власти, еще не искаженную последующими событиями). Из этих лиц к образованному слою до революции относилось 79,1%, причем по происхождению к нему принадлежало 66,4%, в том числе 22% происходили из дворян, офицеров и чиновников.

 

Разумеется, это меньше, чем для состава революционеров 60-х годов (вышедших исключительно из образованного слоя, в т.ч. почти три четверти — из дворян), или народнических организаций 70–80-х годов (80%, в т.ч. 57,5% из дворян, причем среди полусотни ведущих деятелей — 83,8 и 73% соответственно), но является отражением того же явления. Не только среди нескольких десятков руководителей, но и более широкого круга активных участников большевистского переворота «профессиональные революционеры» интеллигентского происхождения были весьма заметны. Например, среди наиболее активных участников взятия власти в Петрограде и Москве{8} (712 чел., в т.ч. 503 в Петрограде и 209 в Москве) по происхождению к образованным слоям принадлежали 30%, в том числе 9,8%, а по социальному положению 10% составляли «профессионалы» и еще 30,8% — лица интеллигентских профессий.

 

Следует также заметить, что в самые первые годы советской власти происхождение ее руководителей было еще более «интеллигентским», а по «соцположению» почти все они относились к дореволюционному образованному слою. В частности, из состава СНК 1917–1918 гг. к нему относились 84,6%, а по происхождению — 68,4 (1918–1920 гг. — даже 77,8, а среди членов Совета Обороны — 73,1%{9}), из 92 госдеятелей 1917–1918 гг. 92,9% (по происхождению — 63,3%). В составе СНК РСФСР 1922 г. — представителей «старой интеллигенции» было 85,7% (по происхождению — 70%, в т.ч. 45% дворян), первого союзного СНК 1923 г. — 80% (по происхождению — 66,7%, в т.ч. 46,7% дворян). В составе ЦК дореволюционных лет такие лица составляли от 92 до 100% (по происхождению — примерно 80%). В 1917 г. — 85% по «соцположению» и 65% по происхождению, в 1918 г. — 78,3 и 56,5, в 1919 — 75,9 и 58,6, в 1922 — 61,3 и 51,6, в 1921 — 62,2 и 47,7, в 1922 — 55,8 и 45,1 соответственно. Примерно такой же доля лиц образованного слоя была среди членов Политбюро и секретарей ЦК: в 1919 г. — 66,7 (по происхождению — 58,3), в 1920 — 81,8 (63,6), в 1921 — 55,5 (44,4), в 1922 — 73,3 (53,3), и в 1923 — 62,5 (46,7). Меньше их было только среди членов президиума ВЦИК: РСФСР 1922 г. — 42,3% (по происхождению 36%), союзного 1923 г. — 65,5 (по происхождению — 48,3).

 

Национальный состав первого поколения советских руководителей заметно отличался от последующих более высокой долей «инородцев», хотя большинство, 60–70% было русскими (в т.ч. малороссы и белорусы) — от 60,3% для ВГД до 73,1% для ЦК. Второе место по численности занимали евреи, составляя в каждой категории 13–14%. Основная их часть приходится на родившихся до 1890-х годов; в конце ХIX в. среди деятелей антигосударственного движения всех толков евреи составляли, как известно, очень высокий процент. В самые первые годы советской власти их удельный вес (как и лиц интеллигентского происхождения и соцположения) был выше, чем во всем поколении руководителей 20-х — середины 30-х годов, особенно среди чисто партийных деятелей. В дореволюционные годы они составляли до половины членов ЦК, в 1917 г. — 25%, в 1918 — 26,1, в 1919 — 16,7, в 1920 — 22,6, в 1921 — 16, в 1922 — 18,9%. Еще выше их доля была среди членов Политбюро и секретарей ЦК — в 1919 г. — 25%, в 1920 — 27,3, в 1921 — 22,2, в 1922 — 26,7, в 1923 — 25%. Ну и конечно, роль знаменитой троицы Троцкий-Каменев-Зиновьев была преобладающей на самом верху тогдашнего советского Олимпа: среди пятерки полноправных членов Политбюро 1919–1922 гг. На третьем месте шли армяне и грузины, которые были представлены 4–5% в ЦК и ПБ и 8–10% ВГД и ВПД. Прибалтов (в абсолютном большинстве латышей) в каждой из категорий советской элиты насчитывалось тогда 4–6%. Весьма заметно, как никогда впредь (4–5%), были представлены европейские национальности (в основном немцы и поляки) и совсем слабо (2–3%) — меньше, чем в любом другом поколении, — мусульманские народы. В целом в первые 4–5 лет большевистской власти «инородцы» составляли от половины до трети членов ЦК и ПБ.

 

Естественно, что до 90% первого поколения советских руководителей начало самостоятельную деятельность до революции, а остальные — в годы Гражданской войны, при этом доля тех, кто начал ее после 21 года (то есть после получения полноценного образования) довольно невелика, особенно у чисто партийных деятелей — менее четверти, а средний возраст начала деятельности — 18–20 лет. При этом ничтожно малая часть начала ее специалистом (с высшим, незаконченным высшим или средним специальным образованием) или служащим без специального образования. Таких в целом не более 10%. Свыше половины начало свою деятельность в качестве партийных функционеров, а 30–40% — рабочими (этот показатель заметно ниже только в категории ВГД, где выше доля начавших специалистами). До 80 и больше процентов лиц этого поколения вступило в партию еще до 1917 г., а остальные — до смерти Ленина. По возрасту вступления это поколение резко отличается от всех следующих, поскольку его представители начинали революционную деятельность в очень раннем возрасте, а ограничений по возрасту тогда практически не существовало. Поэтому до половины и больше вступили в партию до 20 лет (включительно), этот показатель почти вдвое выше, чем у следующего поколения. Соответственно и средний возраст также минимальный — примерно 20 лет (чуть выше для ВГД и ДК).

 

Образование (имеется в виду специальное, или дореволюционная гимназия, если в дальнейшем не было специального) люди этого поколения получили, как правило, до революции (правда, встречаются и «экзотические» случаи, например, один из довоенных наркомов окончил сельскохозяйственный техникум только в 1948 г. в возрасте 50 лет). Для ВГД и ДК — 95%, однако среди партийных руководителей свыше трети получили его довольно поздно  21). Средний возраст получения первого образования — примерно 23 года: 50–60% получили его в возрасте 21–26 лет. По уровню образования это поколение чрезвычайно сильно отличается от последующих в худшую сторону. По большинству категорий — ЦК, ПБ и ВПД почти две трети вообще не имели специального образования (для ВГД и ДК этот показатель существенно ниже — 38,8 и 22,6%). Полноценное высшее образование имели лишь чуть более четверти лиц ВГД, и свыше 40% ДК; ЦК — только 15%, ВПД 11,2 и ПБ 6,6%. Очень высок (в среднем 17–20) процент лиц, имевших незаконченное высшее образование, что, впрочем, совершенно естественно, т.к. они были исключены из университетов за антиправительственную деятельность или, включившись в нее, бросили учебу. По характеру образования преобладает университетское (до 20%; для ВГД и ДК — существенно выше — 40–50%), что связано с ведущей ролью университетов в системе образования старой России, техническое имели приблизительно 7%, военное — около 4%, остальные специализации представлены гораздо хуже. Что касается высшего образования, то оно почти полностью было получено до революции (только свыше трети категории ВПД получили его при советской власти) и преимущественно (по большинству категорий свыше 60%) в возрасте 23–26 лет, средний возраст — 25–26 лет. Некоторое число руководящих деятелей в дальнейшем повысили свое образование, преимущественно заочным образом. Но и итоговый уровень образования этого поколения оставался довольно низким. 50–55% (кроме ВГД и ДК) так и не получили никакого образования, до 10% окончили только гимназии и равные им заведения, 8–12% имели среднее специальное, а полноценное высшее имели около 30% в категории ВГД, 42% ДК, 15 и менее в остальных категориях.

 

Тип карьеры первого поколения советских руководителей был достаточно единообразен: в 80 и выше процентов случаев это была карьера «профессионального революционера», превратившегося после 1917 г. в «универсального» функционера, которого партия после захвата власти перебрасывала как «комиссара» с места на место, смотря по обстоятельствам. Сегодня возглавлять губернский или областной комитет, завтра быть комиссаром дивизии или армии, затем — возглавлять главк или наркомат и т.д. Т.е. «номенклатурный» (как он здесь будет условно именоваться) тип карьеры в этом поколении абсолютно преобладал во всех категориях советской политической элиты, не отличаясь заметно даже для ВГД и ДК. Чисто «специальная» карьера была сравнительно редка, только среди ВГД и ДК составляя заметную величину (до 15%).

 

Возраст вхождения в высшую группу руководителей (одну из рассматриваемых здесь категорий) в первом поколении заметно отличается в сторону молодости, особенно для чисто партийных руководителей. В возрасте до 30 лет стали членами ЦК 12,6%, заняли ВПД — 20%. Преимущественно же (порядка 60%, для ВГД и ДК около 40%) высший статус достигался тогда в возрасте 30–39 лет и в среднем составлял 35–37 лет. Средний срок пребывания в высшей группе составлял 7–8 лет, что ниже, чем для последующих поколений. Это объясняется как частым перетасовыванием кадров в 20-х — 30-х годах, так и тем, что пребыванию очень многих их них у власти положили конец репрессии конца 30-х. Свыше 20 лет сохраняли свое положение только те, кто очень рано занял его — сразу после переворота. Но и таких в ПБ насчитывалось только 12,5%, а в других категориях — 5–7%. Примерно равное число — примерно по четверти находилась на своих постах по 3–5 и по 1–2 года, чуть меньше — порядка 20% — 6–10 лет.

 

Степень одновременной принадлежности к различным категориями политического истеблишмента (т.е. взаимного «пересечения» высших политических групп) для первого поколения уже была довольно велика (обычно лишь незначительное меньшинство членов почти всех категорий политической элиты не были одновременно членами какой-либо другой категории). В первом поколении менее 20% из ВПД и ВГД и треть ДК не были членами других групп, но для категории ЦК — свыше двух третей, (это связано с тем, что для 20-х — 30-х годов сюда входят и члены КПК-КСК, в числе которых имелось много «рабочих от станка»). Членами высших партийных органов (категория ЦК) в разное время были почти 85% высших партийных и почти 64% высших государственных руководителей и более 40% верхушки дипкорпуса, в категорию ПБ входили в разное время 10% лиц, когда-либо принадлежавших к категории ЦК, почти треть — ВПД, более четверти — ВГД и 15,5% ДК. Высшие партийные должности когда-либо занимали в общей сложности 54,6% ПБ, 15,2 ЦК, 16,3% ВГД и 7,8 ДК, высшие государственные должности — 53,1% ПБ, 13,4 ЦК, 24,9 ВПД, 54,1% ДК. В среднем 20–30% лиц, принадлежавшим к каждой их этих категорий входили в состав высших военных, 2–5% — верхушки дипкорпуса (для ВГД — 14%), 1–3% были и членами АН СССР.

 

Что касается причин выбытия из высших групп, то судьба этого поколения советской верхушки была, как известно, незавидной — почти две трети его пали жертвой репрессий 1937–1938 гг. Показатель этот мало отличается для различных категорий: для ВПД — 69,3%, для ВГД — 61,3, для ЦК — 65,6, для ПБ — 61,3 (тут из-за несколько более солидного возраста больше умерших естественной смертью), для ДК — 40,6%. Выбыли вследствие естественной смерти лишь 10–15%, 3–5% были отставлены по компрометирующим мотивам, еще меньше ушли «на заслуженный отдых». Доля пониженных или перешедших в другую из высших групп также ниже, чем в последующих поколениях. Масштаб репрессий оказался достаточным, чтобы существенно изменить облик советского режима после конца 30-х годов и сделать возможными те изменения политического курса и идеологических акцентов, которые последовали в 40-х годах, да и по социальным характеристикам между этим, первым, и последующими поколениями советской политической элиты пролегает резкая грань.

 

 

Следующее, второе поколение советской политической элиты составляют люди, вошедшие в ее состав с конца 30-х до середины 50-х годов, т.е. до «разоблачения» Сталина. Это было поколение чисто сталинских выдвиженцев. Хотя и кое-кому из них довелось плохо кончить, большинству было суждено прожить долгую политическую жизнь, а некоторым досидеть и до самой «перестройки». Почти две трети этих людей родились в 1900-х годах, около четверти в 1890-х (только в категории ВПД до 30% — в 1910-х). По происхождению это поколение сильно отличалось от предыдущего. Выходцев из интеллигенции, как правило, 14–17%, из дворян, офицеров и чиновников 1–2%, из духовенства и купцов почти нет, зато 40–50% происходили из крестьян и до трети — из рабочих. В целом к группе «старой интеллигенции» могут быть отнесены лишь чуть больше четверти (для ВГД — 30,6, для ДК — 43,8%), вдвое меньше — для ВПД. Национальный состав тоже заметно изменился, доля «инородцев» сократилась вдвое и стала составлять в среднем до 15%. Причем, что касается последних, то в несколько раз, до примерно 1% сократилась доля немцев и поляков, вдвое уменьшилась доля прибалтов, несколько уменьшилась доля армян и грузин, и радикально — евреев, которых стало 1–2% (только для ВГД 4%). Зато увеличилась доля мусульман, составивших в целом 4–6%, для ВГД — 9, а ВПД — даже 12,4%.

 

Больше всего (примерно 40%) лиц этого поколения начали самостоятельную деятельность в годы Гражданской войны, 20–30% — до 1917 г. и свыше трети (по ВПД около половины) — в 20-х — начале 30-х годов. Причем начали ее они даже в несколько более раннем возрасте, чем предыдущее поколение «профессиональных революционеров». Дело в том, что, помимо того, что и в этом поколении многие начали в раннем возрасте работать на заводах в годы мировой войны, очень многие примкнули к большевикам в 1917–1920 гг. тоже в весьма юном возрасте, а образованных людей было, как сказано выше, немного. Так что до 17 лет самостоятельную деятельность начали в общей сложности до половины, а в возрасте 21 года и позже (т.е. тогда, когда обычно получают профессиональное образование) — только около четверти. По среднему возрасту начала деятельности (меньше 18 лет) это поколение было самым молодым из всех, причем особенно выделяются родившиеся в 1900-х годах (16,1–16,5 лет). Примерно 40% начало свою деятельность рабочими, довольно заметная часть- приблизительно 7–10% (по ЦК даже свыше 15%) — рядовыми красноармейцами (благодаря Гражданской войне), примерно столько же (по ВГД даже около 14%) — мелкими совслужащими (секретарями сельсоветов, исполкомов, и т.д.), вдвое больше, 12–20% (по ПБ — свыше четверти) — низшими партийными функционерами, а специалистами менее четверти (в том числе с высшим образованием всего 10–11%). В партию до 1917 г. вступило только 2–5%, примерно четверть — при жизни Ленина, половина в 1924–1936 гг., остальные после сталинских репрессий. Средний возраст вступления — 23–24 года, что больше, чем у первого поколения, но меньше всех последующих (в возрасте до 20 лет вступила в целом четверть людей этого поколения).

 

До 80 и больше процентов лиц второго поколения советской элиты получило образование в 20-х — 30-х годах, т.е. в то время, когда оно отличалось наихудшим качеством. К тому же большая часть не обладала к моменту поступления в специальные учебные заведения минимально необходимым культурным уровнем, принималась без экзаменов по «классовому принципу» и всякого рода партнаборам. Это было поистине поколение «рабфаковцев». Неудивительно, что средний возраст получения образования был чрезвычайно высок — как ни в одном другом поколении — 27–28 лет. В целом до половины всех деятелей этого поколения окончило специальные учебные заведения в возрасте старше 27 лет (среди категории ВПД — даже около 60%). Примерно 10% (для ВГД даже 15) в этом поколении вовсе не получило специального образования, 20–21% окончило техникумы, но более половины — дневные вузы (хотя в абсолютном большинстве и советские), еще 6–10% вечерне-заочные и 5–6% не завершили учебы. Свыше трети получили техническое образование, в пределах 10% — сельскохозяйственное, а доля закончивших университеты снизилась по крайней мере вчетверо. Заметная часть, особенно в категории ВПД (около 19%) окончила партшколы. Из получивших высшее образование на окончивших вузы в 20-е — 30-е годы пришлось 80–90%, а средний возраст его получения составил 29–30 лет, при этом в возрасте 27–29 лет окончили вуз порядка 20% а 40–42% — даже после 30 лет. В «нормальные» сроки (до 22 лет) кончали вуз только примерно 10%. Даже с учетом получения затем заочно более высокого образования 6–8% (для ВГД 14%) так и не получило специального образования, 4–8% имело среднее специальное, 6–7% заочное, столько же — неоконченное, 6–10% закончило только ВПШ (или ВПШ плюс техникум), особенно это характерно для секретарей обкомов (категории ВПД дает 22,3%), примерно половина — обычное высшее и около 10% имело ученую степень.

 

Тип карьеры в этом поколении советских руководителей заметно разнится в зависимости от категории. «Номенклатурная» карьера в целом занимает ведущее место (от 30 до 60%), но в категории ВПД наиболее распространенной становится чисто партийная (42,9%), а в категории ВГД — чисто специальная (58,2%). Возраст вступления в высшие группы по сравнению с первым поколение увеличивается (44–45 лет), но заметно ниже, чем в двух следующих поколениях. До 30 лет теперь почти никто туда не попадает, но доля тридцатилетних весьма велика от четверти и чуть выше для ЦК и ВГД до более 40 для ВПД. Основная же масса (до 50%) достигла своего статуса сорокалетними. Средний срок пребывания в высших группах (9–14 лет) существенно выше, чем у первого поколения. По этому показателю второе поколение уступает только третьему. Примечательно, что если для ВПД и ЦК это примерно 9%, то для ПБ и ВГД — 13–14: положение партийных деятелей было сравнительно более стабильным. Свыше 22% лиц категории ВПД оставались на плаву свыше 20 лет, а еще треть — по 11–20 лет. Министры теряли свое положение почти вдвое чаще (чехарда самого конца 30-х и начала 50-х), до 30% лиц категории ВГД пребывали на постах менее 2-х лет и еще около 20% — по 3–5 лет; свыше 20 держались только 12%. То же касается и самой верхушки: в категории ПБ примерно такие же, даже чуть более низкие показатели.

 

Членство в нескольких высших группах стало в этом поколении руководителей явлением более распространенным, только 4,5% лиц категории ВПД, 23,1 ВГД и 36,5% ЦК никогда не были членами других групп. Для ДК, как специфической категории, этот процент выше 70, но таким же примерно он оставался и в дальнейшем. В этом поколении был особенно высок удельный вес политических руководителей, имевших генеральские чины, на что повлияла главным образом война и послевоенная милитаризация, когда погоны вообще носило множество лиц гражданских специальностей. Для категории ПБ этот показатель составил 24,5%, для ВГД — 21,5, ЦК — 18,7, ВПД — 12,5%. Более распространенным явлением стало и членство в АН. Среди ПБ — 10,1%, по другим категориям — 3–5%.

 

Преобладающими причинами выбытия из высших групп в этом поколении стали переход на другую работу (в другие высшие группы) — 10–20% (для ВПД до половины) и понижение в должности — 20–30% (для ВПД не характерно), а также уход на пенсию (по разным категориям от четверти до трети и более). На долю естественной смерти приходилось 13–20%. Однако и в этом поколении заметная часть пала жертвой репрессий — свыше 10% в категории ПБ и около 12 в ВГД (по другим категориям — 5%). Основная часть таких случаев пришлась на послевоенное время («Ленинградское дело» и сопутствующие явления) и частично на ликвидацию бериевской группировки. Кроме того, по компрометирующим основаниям было изгнано еще порядка 15% лиц каждой категории, а среди ПБ даже 22,4%. В целом с руководителями этого поколения обходились гораздо мягче, чем с прежним: в абсолютном большинстве случаев все эти случаи имели место до 1953 г., а для сталинской группировки ее собственные выдвиженцы были, разумеется, в целом несравненно более «своими» людьми, чем первое поколение, в котором абсолютно преобладали ее конкуренты.

 

Третье поколение советской политической элиты — люди, пришедшие в состав высших групп в «хрущевское» время, с середины 50-х по середину 60-х годов — отличалось от предшествующего не очень сильно. Оно было, естественно, несколько моложе — в его составе было примерно поровну лиц (по 40–50%), родившихся в 1900-х и в 1910-х годах, и незначительное количество — старше или моложе. Но формирование и становление его проходило в основном в то же время и в тех же условиях, что и предыдущего. Социальное происхождение его членов примерно такое же, разве что теперь практически полностью отсутствуют представители дореволюционных «классово-чуждых» сословий, но примерно на столько же больше доля выходцев из «служащих». Как и в предыдущем поколении, в целом половина происходила из крестьян и до трети — из рабочих. Наибольшей была доля выходцев из интеллигенции среди категории ВГД (около 28%). Наименьшей (15%) — в самой верхушке (категория ПБ). В целом группа А («старой интеллигенции») сократилась незначительно, составляя около четверти, но в этом поколении впервые появляются представители группы Б — дети лиц, вошедших в состав образованного слоя только после революции, хотя их еще очень мало (она заметна только для ВПД, в силу более молодого возраста этой категории, — 10%). Национальный состав также мало отличен от второго поколения. Процент русских практически тот же, из прочих почти полностью отсутствуют евреи, немцы и поляки, доля армян, грузин и прибалтов примерно та же, только азиатов заметно больше (в некоторых категориях — вдвое).

 

В отличие от предшествующего поколения, время начала самостоятельной деятельности большинства (порядка 60%) лиц третьего поколения приходится не на годы Гражданской войны, а на 1921–1936 гг., а еще примерно 17% — на время «позднего сталинизма», еще меньше — на годы Гражданской войны и никого — на дореволюционный период. Возраст начала деятельности выше, чем у второго поколения — в среднем 18–19 лет, причем доля начавших ее в очень раннем возрасте составляет между четвертью и третью (столько же — после 21 года). Большинство (40–50%) начали работать в возрасте 17–20 лет. Значительно больше начали самостоятельную деятельность специалистами — порядка 20% после техникумов и чуть больше — после вуза. Доля остальных вариантов — отличается от предыдущего поколения незначительно, только примерно вдвое меньше начавших низшими партфункционерами. В партию подавляющее большинство (до 70%) вступило после репрессий 30-х годов, примерно четверть — в 1924–1936 гг. и совсем немного — во время Гражданской войны. Средний возраст вступления в партию увеличился, составив 25–26 лет, причем вступивших в очень раннем возрасте в этом поколении вдвое-втрое ниже, примерно 10%. В то же время заметно увеличилась доля вступивших после 30 лет (для ВГД даже свыше четверти — за счет специалистов, продвигавшихся сначала чисто профессиональным путем).

 

Образование представители этого поколения получили в основном (как и предшествующего) — до войны, от четверти до трети — после и практически уже никто до 1923 г. (т.е. начавших учиться до большевистского переворота). Возраст получения первого образования только чуть ниже, чем у предыдущего поколения — в среднем 26–27 лет, самая крупная группа (около 55%) — получившие его в возрасте 21–26 лет, т.е. в наиболее нормальном для этого возрасте. При этом свыше 60% окончили сразу дневные вузы, еще свыше 10 — вечерне-заочные, около 20 — техникумы; резко снизилась доля прервавших учебу. По сравнению со вторым поколением еще больше стала доля лиц, получивших техническое (в целом 35–40%) и сельскохозяйственное (порядка 20%) образование, вдвое сократилась доля получивших гуманитарное. Высшее образование было получено в основном до войны (только для ВПД свыше 65% получили его после войны — как в силу несколько более молодого возраста этой категории, так и потому, что партийные деятели чаще получали его поздно — заочно, уже после достижения заметных постов). Итоговый уровень образования у этого поколения несколько выше. Чуть больше обладателей ученой степени (в категории ВГД — доля их увеличилась более чем вдвое — почти до четверти), 55–57% получили в конце-концов нормальное высшее образование, еще свыше 10% заочное, еще 10–15% окончили только ВПШ или вместе с техникумом (среди ВПД, как и во втором поколении свыше 21%), а оставшихся с незаконченным — 3–5% и со средним специальным — примерно 2%.

 

Что касается типа карьеры, то среди представителей этого поколения чисто специальная карьера встречается несколько реже (в целом треть случаев), хотя у категории ВГД она почти та же (около 55%), зато резко увеличивается доля лиц с чисто партийной карьерой (30–40%), а у ВПД почти 57%. Зато возраст вступления в высшие группы у третьего поколения существенно, примерно на 5 лет выше (средний — 49–51 лет). При этом процент попавших туда до 40 лет падает сразу в 3–4 раза, сократившись в целом до менее чем 10%. Сорокалетними попали наверх примерно 40% и примерно столько же — пятидесятилетними, заметной (3–5%) становится группа лиц, попавшая в высшие группы уже в «пенсионном» возрасте. По длительности же пребывания на политическом Олимпе это поколение не имеет себе равных. Средний срок по всем категориям превышает 11 лет (для ЦК — почти 15, для ВПД — свыше 14). Самой большой оказывается группа сохранявших свое положение свыше 20 лет. Таких ровно треть по ЦК, почти столько же по ПБ, почти 30% по ВПД и 24% по ВГД. Еще по 20–30% оставались на плаву по 11–20 лет. Доля же побывавших менее 2-х лет очень мала, только для ВГД она (благодаря масштабным хрущевским перетряскам министерств и госкомитетов в 60-х годах) оказалась велика — 22,4%.

 

Степень одновременной принадлежности к различным категориями политического истеблишмента в этом поколении была наивысшей. Для лиц, категории ВПД только 1,1% не были членами других высших групп, из ВГД — 14,2, ЦК — 16%. Главным образом это происходило за счет максимально полного представительства в составе высших партийных органов (категория ЦК) секретарей обкомов и министров. Членами АН СССР состояла примерно такая же часть политических руководителей, а вот доля лиц, имевших генеральские чины, снизилась по сравнению с предыдущим поколением в несколько раз, особенно для ВПД и ВГД, составив менее 4% вместо прежних 12,6 и 21,5.

 

Ни один из представителей этого поколения уже не был репрессирован, хотя 6–9% (для ПБ свыше 14%) были изгнаны по компрометирующим основаниям (в ходе борьбы с «антипартийной группой» и при исправлении хрущевских «перегибов»). У этого поколения наиболее высокая доля просто ушедших на пенсию (по разным категориям 30–45%). Судьба третьего поколения в целом оказалась вполне благополучной, а некоторые его представители досидели при власти до самого конца СССР.

Четвертое, «брежневское» поколение — поколение людей, пришедших во власть с середины 60-х годов до начала горбачевской «перестройки», по ряду показателей схоже с третьим, но по многим существенно от него отличается. Прежде всего, это первое целиком «советское» поколение — в том смысле, что и начало, и кончило оно свою жизнь (во всяком случае, достигло предела карьеры) уже при советской власти. Поскольку и детство его пришлось на 20-е — 30-е годы , старой России никто из этих людей уже не помнил. Около трети представителей четвертого поколения родилось в 1910-х годах, но в основном (40–50%) это поколение людей 1920-х годов рождения; 13–14% (для ВПД около трети) родилось еще позже — в 1930-х, а некоторые даже в 1940-х. Из служащих и интеллигенции (в основном уже советского времени) в этом поколении происходило около четверти — несколько больше, чем в предыдущем. Но группа А («старой интеллигенции») радикально (втрое) сократилась, составляя примерно 7% (теперь уже, разумеется, существуя только за счет потомков представителей образованного слоя старой России). Зато если группа Б (потомки советской интеллигенции) в предыдущем поколении только появляется, то теперь составляет в целом до 20%. Национальный же состав этого поколения практически не отличается от предыдущего.

 

Свыше двух третей лиц четвертого поколения начало свою самостоятельную деятельность в годы «позднего сталинизма», до «оттепели», около четверти — до репрессий 37-го года и лишь в пределах 10% — после середины 50-х годов. Средний возраст начала деятельности (19–20 лет) — еще выше, чем у третьего поколения, причем примерно поровну (порядка 40%) начинали ее в 17–20 лет и после 21 года. Уже 40–50% начинали деятельность специалистами (в т.ч. 30–40% после вуза). Сравнительно заметная часть (как и в предыдущем поколении), порядка 10%, начинала рядовыми красноармейцами, сразу попав в армию в годы войны. В партию свыше 70% вступали также в годы «позднего сталинизма», еще порядка 20% — после «оттепели», менее 4% — до репрессий. Средний возраст вступления в КПСС — практически тот же, что у предыдущего поколения.

 

Образовательные характеристики этого поколения советских политических руководителей отличаются от прежних уже весьма существенно. Свыше двух третей получили первое специальное образование в 40-х — 50-х годах (в тот единственный период, когда оно в СССР было относительно хорошо поставлено). Средний возраст его получения (24–26 лет) — более низкий, чем у предыдущего, — стал еще ближе к «нормальному». До двух третей получало первое образование именно в возрасте 21–26 лет и существенно сократилась доля получивших его после 27 лет (с трети до менее чем четверти). Уровень первого специального образования практически не изменился — примерно те же пропорции окончивших дневные и заочные вузы и техникумы, но что касается характера, то еще более резко обозначился крен в сторону технических специальностей. В этом поколении отмечен наивысший процент лиц, получивших техническое образование — свыше половины по основным категориям политической элиты (примерно равный показатель и для ВПД, и для ВГД). Высшее образование в 40-х — 50-х годах получило почти три четверти представителей этого поколения, средний возраст его получения был чуть ниже, чем у предыдущего. Итоговый уровень образования «брежневского» поколения» был несколько выше, чем «хрущевского»: соотношение между лицами, имевшими в итоге нормальное и заочное высшее и среднее специальное образование осталось примерно таким же, но почти отсутствуют случаи незаконченного высшего образования, до 6–8% сократилось число тех, кто окончил только ВПШ и примерно на треть возросло число лиц с ученой степенью (в целом до 15–17%, а для ВГД даже 27,8 и ВПД 22,1%).

 

Соотношение между типами карьеры в «брежневском» поколении в целом было близким к предыдущему, но увеличились число случаев (в общей сложности до 6–8%), когда лица, все время двигавшиеся по профессиональной линии, в конце карьеры вдруг назначались на высокую партийную должность. И наоборот, человек, всю жизнь «секретарствовавший» на разных уровнях, назначался министром (это те типы, которые обозначаются здесь как «преимущественно специальная» и «преимущественно партийная»). Весьма заметно изменился возраст вхождения в высшие группы (средний 50–55 лет). Отсутствие массовых репрессий и чисток неизбежно привело к тому, что путь наверх оказывался более длинным. Поэтому случаи попадания туда тридцатилетних стали единичными: для ВПД их доля сократилась с 13 до 6%, а для ВГД с 3 до 0,6% (для ЦК доля осталась прежней, но только за счет статистов из «передовых рабочих и колхозников», которых брали туда молодыми (эта разновидность лиц должна была, как правило, одновременно представительствовать и за «молодежь», и за женщин; идеальной фигурой с этой точки зрения, являлась какая-нибудь молодая колхозница из Средней Азии, целый ряд каковых и известен). Даже доля сорокалетних сократилась примерно на треть, зато выросла доля тех, кто добрался до верхов уже после 60 лет, особенно по категориям ПБ и ВГД, где она возросла в 7–8 раз. Почти половина членов Политбюро и Секретариата ЦК, и четверть министров, впервые назначенных на соответствующие посты в этот период, были старше 60 лет. Принадлежность к нескольким высшим группам одновременно было в этом поколении руководителей явлением почти столь же распространенным, как раньше. Доля имевших генеральские ранги почти по всем категориям еще снизилась, но возросла до максимальной (92,4%) доля лиц ВГД, побывавших в составе высших партийных органов (сравнявшись с аналогичным показателем для ВПД).

 

По длительности пребывания в политической элите это поколение несколько уступает предыдущему (по разным категориям 9–11 лет). Свыше 20 лет из него просидели немногие, но больше, чем в любом другом поколении (порядка 40%) было тех, кто сохранял свой статус по 11–20 лет, а еще треть — по 6–10 лет. Но следует учесть, что в принципе это поколение имело шансы побить все рекорды по этому показателю, если бы не «перестройка», досрочно отправившая на «заслуженный отдых» многие десятки политических долгожителей. Потребовалась только такая масштабная кампания, чтобы удалить людей, многие из которых пребывали на министерских постах по 25–30 лет, или почти по 40 лет сидели в составе ЦК. Но и с учетом этого примерно 5% лиц этого поколения лишилось своего положения только с концом СССР. В остальном соотношение причин выбытия из высших групп примерно совпадало с показателями предыдущего поколения (разве только несколько человек были репрессированы в связи с «ГКЧП»).

 

Наконец, пятое, последнее из выделенных здесь политических поколений, это люди, поднявшиеся до верхов при Горбачеве. Оно не очень представительно (численно невелико), фактически охватывая выдвиженцев пяти лет, но практически по всем показателям заметно отличается от «хрущевско-брежневских». Около 30% его членов родились в 1920-х гг., но в основном это поколение людей рождения 1930-х годов (53–57%), а около 15% — даже 1940-х. Прежде всего заметен сдвиг в социальном происхождении, выходцы из служащих составляют в нем уже 35–40%, причем по ключевым категориям — до половины и более (в категории ВПД почти 47, а в ВГД — 56%); особенно ярко эта тенденция проявилась среди самой молодой группы (рождения 40-х годов) — 75 и 65% соответственно. Представители группы А (потомки старой интеллигенции) в составе этого поколения представлены не более чем 2%, зато потомков советской интеллигенции в целом до 40%. Бросается в глаза разница с тремя предыдущими поколениями в национальном составе. Доля русских опускается в целом примерно до 70% и по этому показателю последнее («горбачевское») поколение, как ни странно, более всего походит на самое первое («ленинское»). Из «инородцев» преобладают азиаты 13–15% (в ВПД до четверти), 4–5% приходится на армян и грузин и снова заметны прибалты (3–5%). Последнее неудивительно, если учесть усиленное культивирование в это время роли «республик» и ведущую роль в перестроечном движении национал-сепаратизма.

 

Начали самостоятельную деятельность выдвиженцы горбачевской поры в 50–60% случаев до 1956 г., остальные после в возрасте в среднем 20–21 лет (это максимальный показатель по всем поколениям), причем до 17 лет начале ее менее 10%, тогда как после 21 года до 60%. Это связано, прежде всего с тем, что они в большей степени, чем представители других поколений начинали ее после окончания вуза (в целом до 30%, по ВГД около 40, по ВПД до половины) или техникума (порядка 15%). Рабочими и колхозниками начинали чуть больше четверти. В партию треть вступала до «оттепели», две трети — после нее. Возраст вступления (в среднем 25–26 лет) — также максимальный по всем поколениям. По возрасту ясно видно, что большинство (50–60% вступили в возрасте 21–26 лет) сделали это либо во время учебы в вузе, либо сразу после этого.

 

Примерно такая же часть, как в «брежневском» поколении получили образование в 40-х — 50-х годах, но остальные, в отличие от него, не до войны, а в 60-х — 70-х. Средний возраст при этом еще ниже, чем у предыдущего поколения (23–24 года), совсем немного не дотягивает до «нормативных» 22 лет, при этом в возрасте 21–26 лет получили образование почти две трети. Удельный вес технического образования несколько снижается, увеличивается доля окончивших университеты (до 10–15%) и резко падает (до примерно 1%), становясь исключением первое образование в виде ВПШ. Высшее образование в 40–50% случаев было получено после 1960 г., чаще всего 50–55%) в возрасте 23–26 лет, и средний возраст (24–25 лет) был наименьшим во всех поколениях. Радикально изменился по сравнению даже с «брежневским» поколением итоговый уровень образования. Оставшиеся со средним специальным, незаконченным высшим или окончившие только ВПШ становятся редким исключением. Зато в среде высшей партийно-хозяйственной номенклатуры стало чрезвычайно модным защищать кандидатские и докторские диссертации (чаще всего «экономических наук»), и в целом ученые степени имели свыше трети (по ПБ — свыше 40%).

 

Соотношение типов карьеры представителей последнего поколения принципиально не отличалось от «брежневского», в целом мало изменился и средний возраст вхождения в высшие группы (и при Горбачеве в основном выдвигались люди «второго эшелона», уже имевшие за плечами длительную карьеру), но несколько иной стала структура возрастных групп: значительно меньше стало 60-летних и 40-летних, но за их счет основной (60–65%) стала группа 50-летних. Примечательно, что никакой молодежи при «перестройке» не выдвигалось: 30-летними в высшие группы попало еще на треть меньше людей, чем в брежневское время. Степень одновременной принадлежности к различным категориями политической элиты в этом поколении была ниже (не проходили по другим категориям 31,4% ВГД, 62,8% ВПД, 95,9% ДК). Это было связано с тем, что основная масса новых 1-х секретарей обкомов и министров пришла уже после часто тасуемые в конце 80-х годов не успели «избраться» в высшие партийные органы на ХХVII съезде в 1986 г. (органы последнего съезда, проведенного уже в условиях фактического распада страны формировались уже по совсем иным принципам, не представляли реальную власть и в исследовании не учтены).

 

Длительность пребывания в высших группах у этого поколения была, естественно, небольшой (2–3 года) и до половины и больше лиц основных категорий лишились своих постов вместе с их упразднением при конце СССР, что не помешало, впрочем, многим из них продолжать играть ведущую роль в новообразованных «независимых государствах».

Обозревая социальные характеристики советской политической элиты в целом, нетрудно заметить, что совокупность ее членов даже по формальным показателям уступала среднему уровню рядовых специалистов соответствующего времени. Не говоря о том, что половину первого поколения советских вождей составляли люди необразованные и малокультурные, та интеллигенция, которая составляла другую половину, была представлена, если исходить из среднего уровня старого российского образованного слоя, в абсолютном большинстве его наихудшими представителями. Эти люди в подавляющем большинстве случаев не получили полноценного образования, посвящая время пребывания в учебных заведениях не столько учебе, сколько революционной деятельности, за что в значительной части были оттуда отчислены. Лиц, окончивших учебные заведения, выпускники которых составляли цвет российской управленческой элиты (Александровский лицей, Училище правоведения и т.п.), среди них практически не встречается. Даже получив образование, лишь немногие всерьез работали по специальности. Присутствовавшие в их числе представители высших сословий российского общества представляли, как правило, его маргинальную часть, очень рано порвав со своей средой. Во всех же остальных поколениях, кроме самого последнего, т.е. до середины 80-х годов до трех четвертей советских руководителей были «интеллигентами в первом поколении». Как хорошо известно, что советский режим на всех этапах своего существования стремился максимизировать долю таковых в составе интеллектуального слоя. Но если это не вполне ему удавалось в отношении не только наиболее квалифицированных групп этого слоя, но и в большинстве категорий лиц с высшим образованием, то сама советская верхушка требуемому показателю отвечала в наибольшей степени.

 

Но если значительная часть первого поколения, по крайней мере, имела представление о настоящем образовании, то уже во втором такие лица были единичны, а вся масса получала уже советское образование. Образовательные характеристики каждого последующего поколения, разумеется, улучшались. Плавно снижался как средний возраст получения специального образования вообще, так и высшего образования (хотя так и остался выше «нормального»). Повышался уровень образования в целом, а среди лиц с высшим образованием росла доля лиц, получивших его на дневных отделениях. Однако эти показатели, за исключением самых последних десятилетий существования советского режима даже формально все равно оставались ниже, чем у наиболее квалифицированных категорий интеллектуального слоя в целом. Любопытно, что среди высшей номенклатуры лишь в виде исключения встречаются люди, окончившие какое-либо из примерно десятка лучших учебных заведений страны (Московский и Ленинградский университеты, МИФИ, МФТИ и т.п.), доля получивших образование в университетах вообще крайне мала (как правило, менее 10%). В подавляющем большинстве случаев это провинциальные политехнические и сельскохозяйственные институты или ВПШ (да и те очень часто «оконченные» чисто формально). Наконец, при выдвижении в ряды советской номенклатуры нормой был принцип «отрицательного отбора»: выдвигались не наиболее компетентные и профессионально успешные, а политически «правильные» — обнаружившие наименьшую склонность к самостоятельному мышлению и наибольшую преданность коммунистической идеологии.

 

Типичный путь в советскую политическую верхушку для людей, по возрасту не участвовавших в большевистском перевороте и Гражданской войне, начинался с деятельности в низовых советско-партийных органах или в качестве комсомольского активиста, т.е. в большинстве случаев выбор определялся с самого начала. Потом, уже с начальных руководящих должностей, их направляли на учебу в вуз, техникум или ВПШ, но этому в общем не придавалось большого значения, часто они не заканчивали учебу, что никак отрицательным образом не сказывалось на их дальнейшей карьере. Вообще, недостаток образования никогда не рассматривался как помеха политической карьере. В более позднее время, когда отсутствие диплома у руководителя стало выглядеть несколько неприлично на фоне его подчиненных, таких начальников, часто уже в больших «чинах», секретарей обкомов стали заставлять «оканчивать» вузы заочно. Абсолютной нормой высшее образование для партийных руководителей стало только в 50-х годах. Если брать не только первых, а всех секретарей обкомов и равных им, то на 1939 г. законченное высшее образование имело только 28,6%, на 1952 г. — 67,7, на 1956 г. — 86, на 1961 г. — 92, на 1966–97, позже — 99–100%.

 

В конце 30-х и в послевоенное время принципиально подход не изменился, но более типичной стала ситуация, когда студента, не первого по учебе, но обратившего на себя внимание комсомольского активиста замечали еще в вузе или техникуме (часто это были секретари комсомольских организации в своих учебных заведениях) и после окончания он продвигался в основном по партийной линии. Либо выдвижение происходило уже на производстве, после двух-трех лет работы по специальности — также из секретарей первичных комсомольских и партийных организаций. Попав в число «отобранных», человек практически никогда уже не покидал «номенклатуры», в большинстве случаев становясь руководителем-«универсалом» (с одинаковым «успехом» командовавший заводом, исполкомом, райкомом, учреждением культуры, бывший послом и т.д.) или чисто партийным «вождем». Обращает на себя внимание сравнительная редкость чисто профессиональной карьеры, даже среди министров она, как правило, составляет меньше половины случаев. Причем и большинство тех, кто делал карьеру в рамках своей специальности (например, начальник цеха — директор завода — начальник управления — министр) на первые руководящие должности выдвинулись как комсомольско-партийные активисты и посту начальника отдела, цеха, лаборатории обычно предшествовало секретарство в первичной комсомольской организации).

 

По мере того, как с 30-х годов советская система устаивалась и приобретала все более «регулярный» характер, карьера «номенклатуры» тяготела все к большему однообразию: ей теперь почти всегда предшествовала учеба в вузе или техникуме (правда, в большинстве случаев эти люди поступали туда, уже отслужив в армии или «от станка», часто успев вступить в партию в армии или на заводе — именно такие чаще всего выдвигались на руководящую комсомольскую работу в вузе). Этим и объясняется как то, что средний возраст начала самостоятельной деятельности, и возраст вступления в партию во всех поколениях советского истеблишмента плавно возрастает, так и то, что средний возраст окончания учебных заведений у советской верхушки больше, чем для всей массы специалистов (нормальным образом, сразу пройдя по конкурсу после школы, человек оканчивал вуз в 21–22 года). Минимальной эта разница стала только в поколении родившихся в 30-е — 40-е годы , когда возрастает доля выходцев из советского служилого слоя, которые сразу поступали в учебные заведения. С утрясанием советской системы плавно рос и средний возраст вхождения в высшие группы. После чисток 30-х, обеспечивших головокружительные карьеры второго поколения советской верхушки (попав наверх очень молодыми, они и смогли досидеть до 80-х годов) подобного шанса у следующих поколений уже не было, и им приходилось проходить всю лестницу довольно долго (доля попавших в верхушку в возрасте до 40 лет в третьем поколении по сравнении со вторым сократилась в 4–5 раз (а для ВГД и ДК — десятикратно) и в дальнейшем уже не повышалась.

 

Если сравнивать основные категории советской политической верхушки — лиц, занимавших высшие партийные (ВПД), государственные (ВГД) и дипломатические (ДК) должности (ЦК и ПБ как ее высшая страта, представляли собой «усредненные» категории, т.к. туда входили представители названных выше основных категорий), то нетрудно заметить, что их характеристики довольно заметно отличаются. Хотя в разных поколениях от четверти до трети министров побывали и на высших партийных должностях и наоборот, все-таки основную массу и тех, и других (до половины и больше) составляли лица, сделавшие соответственно либо чисто партийную, либо чисто специальную карьеру, чем и была обусловлена разница. Министры (ВГД) в среднем имели более качественное образование, чем секретари обкомов (ВПД) и получали его в более раннем возрасте, среди них было несколько больше выходцев из образованного слоя. Но средний возраст вступления в партию лиц категории ВПД во всех поколениях был ниже, чем ВГД. Особенно велика разница в возрасте вступления в высшую группу: первые секретари обкомов и им равные во всех поколениях достигали своего положения примерно на пять лет раньше министров. И вообще партийная карьера была наиболее быстрой.

 

Что касается верхушки дипкорпуса, то она в целом мало отличалась от других категорий политической элиты (почему и рассматривается вместе с ними), но отличалась несколько более высоким уровнем образования (и получением его в более раннем возрасте), а в последних поколениях — большим числом лиц с чисто специальной карьерой. Здесь также наибольший процент русских (свыше 90%), за исключением самого первого поколения). Обращает на себя внимание в целом крайне слабая вплоть до самого последнего времени «профессиональность» этой категории советской элиты. С 30-х годов при всеобщем культе «производства» и «инженерства» считалось, видимо, что и лучшие дипломаты должны выходить из инженеров. Доля лиц, получивших гуманитарное (а также педагогическое и экономическое) образование в категории ДК была, конечно, выше, чем в других, но и тут она была ничтожно мала, составляя во втором и третьем поколениях чуть больше трети (больше имело техническое и сельскохозяйственное), и только в четвертом-пятом превысив половину. Послами к тому же часто назначались «вышедшие в тираж» министры, первые секретари обкомов и другие представители высшей партийно-хозяйственной номенклатуры, для которых эти должности были либо почетной ссылкой, либо синекурой, «заслуженным отдыхом». Если даже взять послов хрущевского времени (на 1964 г.), то при среднем возрасте 52,4 года 16,5% из них пришли непосредственно с постов, не имеющих никакого отношения к МИДу, 21,2% имели дипстаж менее 10 лет (а более 20 лет прослужили в МИД менее половины — 47,1%). Гуманитарное образование имели 43,4% (тогда как свыше трети, 33,7% — техническое). Для верхушки дипкорпуса, достигшего своего положения даже в хрущевское время, чисто дипломатическая карьера (когда разрыв между окончанием вуза и поступлением в МИД не превышает нескольких лет) была редкостью. В первом поколении таких было 3%, во втором — 13,9, в третьем — 25,7, в четвертом — 45,7 и только в последнем — 70,7% (среди родившихся в 1900-х годах — 2,6%, в 1910-х — 27,3, в 20-х — 35,7, в 30-х — 75,5 и в 40-х — 87,4%. Это также видно как и по времени, так и по возрасту (средний возраст — порядка 40 лет) их поступления в МИД. МГИМО окончили только 38,7% лиц «брежневского» поколения, но 59,6% «горбачевского» (в общей сложности из родившихся в 20-х годах — 24,3%, в 30-х — 62,4, в 40-х — 74%). Среди верхушки дипкорпуса фигура «карьерного дипломата» стала преобладать лишь в самый последний период существования советского режима. Причем связано это в некоторой степени с тем, что в это время служба по МИД стала носить в значительной мере наследственный характер — как ни одна другая в СССР (к началу «перестройки» свыше двух третей имели там родственников). Появились они и в верхушке дипкорпуса; среди самых молодых, родившихся в 40-х годах, встречаем целый ряд детей послов (не говоря о мидовцах более низкого ранга), а равно и высших советских руководителей.

 

На последнем явлении следует остановиться. Советский режим в принципе исходил из необходимости выдвигать на руководящие посты преимущественно выходцев из низов, априори более послушных, обладавших минимальным кругозором и уровнем общей культуры и потому в максимальной степени предрасположенных «твердо проводить линию партии» (тогда как из детей советской элиты, имевших несравненно более широкий доступ к информации, чем средний советский человек, вышло немало «диссидентов»). Однако жизнь брала свое, и естественное стремление обеспечить своим детям видное положение постепенно пробивало себе дорогу. Правда, в силу конкретных исторических обстоятельств процесс этот был сильно, на пару десятилетий, задержан. Советская верхушка первого поколения в конце 30-х годов была в большинстве вырезана, и ее дети в любом случае были лишены возможности унаследовать статус своих родителей (в лучшем случае найдя себе место в средних слоях интеллигенции). Поэтому речь могла идти только о детях следующих поколений, т.е. в лучшем случае о родившихся в 30-х — 40-х годах. Такие случаи встречаются, но, за исключением МИДа, единичны (а среди чисто партийных руководителей вовсе отсутствуют). Дело в том, что в силу упомянутого принципа кадровой политики, «дети» пристраивались почти всегда в сферы и на посты «теплые» и престижные, но не связанные с непосредственным политико-государственным руководством (например, при Сталине генеральских и т.п. детей было больше всего, как ни странно, в ВВИА им. Жуковского: модно, престижно, но на командные посты выхода нет). МИД был с этой точки зрения идеальным местом, почему концентрация детей высшей номенклатуры была там наивысшей.

 

Просуществуй советский режим еще лет пятьдесят-семьдесят, эта тенденция распространилась бы в значительной мере, и руководящие посты и истеблишмент приобрел бы наследственный характер, что само по себе неминуемо привело бы к перерождению режима и изменению его идеологии.

 

С.В. Волков, историк, доктор наук


0.18635988235474